Выбрать главу

Я допил воду и снова посмотрел в сторону ванной комнаты. По крайней мере, вода стихла, но Вероника, казалось, даже не собиралась возвращаться. Я был уверен, что только начну подниматься по лестнице, как она вернется. «Назвался груздем…» – подумал я.

Вероника уже бывала в Доме на Мысе. Полтора года назад она приехала сюда с Роджером, за неделю или две до его исчезновения. Роджер, мягко говоря, был совсем плох: в тот год во время службы в Афганистане погиб Тед, и его смерть подкосила отца. Источник жизненной энергии, который подпитывали роман и последующая свадьба с Вероникой, в одночасье иссяк, словно смерть сына оставила в Роджере огромную брешь; он еще больше постарел и стал схож с пугалом вороньим у ворот.[1] Он обвис плечами, точно старый дом с покосившимся фундаментом и каркасом, и, несмотря на то, что Вероника старалась поддержать его, как могла, ее усилия были равносильны тому, как если бы на фасад старого ветхого дома плеснули аляповатой краски – вместо того, чтобы оживить весь его вид, это еще больше обнажало степень его упадка. Известие о смерти сына подобно резкому порыву ветра затушило огонь, пылающий в груди Роджера, оставив после себя лишь пепел и серый дым. Вместе с Вероникой он провел поминальную службу в храме Нидерландской реформатской церкви на Фаундерс-стрит; ее посетили считаные единицы, поскольку бывшие друзья предпочли присутствовать на службе, устроенной Джоан на Манхэттене. Мы были там с Энн, Эдди и Харлоу, и на Роджера было больно смотреть. Тяжелее всего было, когда Роджер попытался выступить с прощальным словом: его речь началась с воспоминаний о том, как в детстве Тед сломал руку в попытках влезть на стену дома, от которых он перешел к рассказу о своих попытках приобщить сына к чтению Диккенса, когда того больше интересовал Человек-Паук, и завершил речь прочтением стихотворения «Атлету, умершему молодым» Хаусмана.

После этого сведения об ухудшающемся состоянии Роджера доходили до нас фрагментарно, подобно сводкам о происходящей где-то на другом конце света катастрофе. Он не приходил на занятия, а если и появлялся, то был элементарно к ним не готов или мог долгое время не произносить ни слова. Наконец, его вызвали к ректору колледжа. Убитый горем Роджер все-таки догадался, что ему предлагают руку помощи, и принял ее; он передал учебные часы доцентам и перед уходом запер двери в свой кабинет.

А потом мы увидели фото Роджера в вечерних новостях – и это были последние новости о нем, за исключением еще одного известия: оказалось, что они с Вероникой въехали в Дом Бельведера. По-видимому, Джоан была не против, а доктору Салливан и ее семье дали месяц на то, чтобы они подыскали новое жилье. И через этот месяц Роджер и Вероника перебрались из маленькой квартирки в просторный дом. Через неделю-другую после их переезда ходили слухи о том, что Вероника собирается провести вечеринку по случаю новоселья, но они оказались беспочвенными. Насколько мне известно, никто так и не видел Роджера до того момента, как телеведущий произнес: «Полиция расследует исчезновение Роджера Кройдона, профессора университета штата Нью-Йорк в Гугеноте…»

К единому мнению о судьбе Роджера мы так и не пришли. С самого начала у меня было плохое предчувствие: казалось, произошедшее являлось закономерной концовкой трагического угасания Роджера. Энн придерживалась мнения, что Роджер на время уехал в неизвестном направлении, чтобы перевести дух и взять себя в руки. После проведения первых поисков Роджера, – точнее, его тела – полиция не могла дать никакого внятного ответа, и версия о его смерти, – а также намеки о его самоубийстве – отпали сами собой; я, однако, сомневаюсь, что от нее полностью отказались. Все остальные версии, которыми осыпали Веронику, были достаточно убедительными, и в то же время свидетельствовали о давней обиде, которую затаили старые друзья Роджера: корнем всех проблем они считали решение Роджера переметнуться от Джоан к новой пассии.

вернуться

1

Строчка из стихотворения Уильяма Йейтса «Плавание в Византию».