Она бросила трубку. Похоже, у меня синдром работающей матери-неврастенички. Главное не волноваться? Да как я могу не волноваться, когда дети дома, а я здесь и ничего не могу сделать? Перестань, сказала я себе. Это нелепо. С другой стороны, если Том плачет, то я, по крайней мере, знаю, что он жив…
Постепенно я начала втягиваться и даже получать удовольствие от работы. Я обзвонила всех, с кем раньше сотрудничала, и сказала, что вернулась. Потом ланч с Кейт. Какое счастье — две взрослые женщины, дети далеко, можно вволю посплетничать, не стесняясь в выражениях (Ну а она что? Вот сука), вместо того чтобы говорить исключительно о детях. Ник для начала велел мне заняться планированием, чтобы я могла втягиваться постепенно, а не бросаться в самую гущу событий. Весь день он был крайне осторожен со мной. Похоже, он боится, что я вдруг достану Тома из портфеля, вытащу на свет свои устрашающие сиськи и начну кормить его прямо за рабочим столом.
Я действительно один раз приносила Тома в офис, когда ему было три месяца — просто так, показать коллегам. Я помню, как пробиралась в двери, крепко прижимая Тома к себе, и вдруг осознала, что не стоило являться сюда в таком виде и разрушать свой привычный образ деловой женщины. С одной стороны, я гордилась своим сыном, а с другой стороны, чувствовала себя так, будто пришла нагишом. Разумеется, женщины окружили меня с выражениями восторгов по поводу Тома, а мужчины поглядывали на меня с подозрением, как будто я могла в любой момент превратиться в монстра. Ник выглянул из кабинета и нерешительно посмотрел на Тома, явно опасаясь, что тот может взорваться в любой момент. Вообще-то у него двое детей, но я готова поспорить, что к тому моменту, как он приходит с работы, жена прячет их подальше, чтобы они не попались Нику на глаза.
Как хорошо чувствовать себя свободной. Никто не зовет меня поминутно хныкающим голосом. Когда я говорю с кем-нибудь, меня внимательно слушают. Я делаю что-то действительно важное. Я могу спокойно пойти в туалет. Утром, отправившись туда в первый раз, я по привычке оставила дверь открытой, чтобы Ребекка могла беспрепятственно задавать свои путаные вопросы о динозаврах и вулканах. Едва устроилась на сиденье, как до меня дошло, что я не дома. Тишина. Здесь же никого нет, кроме меня. Я взрослый человек, писаю в туалете с распахнутой настежь дверью. По меньшей мере странно, вы не находите? Пришлось, не прерывая процесса, тянуться к двери, надеясь, что Джорджии не приспичит именно сейчас заглянуть сюда, чтобы поправить прическу или проверить, не размазалась ли тушь. Заодно она сможет увидеть сидящую на унитазе тушу, судорожно пытающуюся дотянуться до открытой двери кабинки. К счастью, этого не случилось.
Выбравшись из кабинки, я оглядела себя в зеркале. Аккуратная женщина в облегающем костюме. Очень облегающем. Один из недостатков работы на телевидении состоит в том, что там полно стильных двадцатилетних девиц со стройными ногами, в мини-юбках и туфлях на высокой платформе. Мне придется серьезно похудеть и решительно обновить гардероб (как изменилась мода, пока я торчала дома!) или смириться с фактом, что я стала похожа на собственную мать.
2
ФЕВРАЛЬ
Воскресенье, 1 февраля
Я уже забыла, что это такое — успеть сделать все домашние дела за один выходной день. Я так умаялась, что завтрашняя работа представляется мне отдыхом. Теперь я не могу ходить по магазинам, когда захочу, так что пришлось закупить все необходимое на неделю в один заход, причем сделать это вместе с детьми. В итоге осталась без выходного. Я несколько раз просила Майка остаться дома и приглядеть за Ребеккой и Томом, потому что мне нужно попасть сначала в супермаркет, потом в химчистку, потом купить еды для собак, заправить машину и еще убрать горы мусора из дома. Однако за завтраком он с виноватым видом заявил мне, что обещал Биллу сыграть с ним в гольф. В ответ на последовавшие обвинения он сказал, что не может подвести Билла. А меня, значит, может?
В итоге я проталкивалась через толпы народа в супермаркете с шестимесячным сыном, который отчаянно старался выбраться из тележки и свалиться под колеса, и шестилетней дочерью, шныряющей между рядами и во все горло распевающей дурацкую песенку. Ребекка целую вечность выбирала фрукты, взвешивая каждый банан в руке, чем заслужила безграничное одобрение почтенных старушек, так что я не могла просто смести покупки в пакет и оттащить ее от прилавка за волосы. К тому времени, как мы добрались до кассы, я готова была взорваться и, чтобы успокоиться, натрескалась конфет.