Безнадёжная старая боль затихает, как в дрожи струна.
На твоей онемевшей руке спит она, спит она, спит она.
Над тобою бездонная высь и она же, вот смех, под тобой.
Успокойся, уймись и усни, безнадёжно влюблённый герой.
Безнадёжно счастливый глупец, будет утро и будет беда.
Ты промолвил запретную речь: “Навсегда, навсегда, навсегда!”
Ты промолвил бездумно, легко, то, что горнему миру под стать.
Тот, что так от тебя далеко, тот, что слабой рукой не достать.
Потому в этой душной ночи или тихой прохладной зарёй.
Успокойся, уймись и усни, безнадёжно влюблённый герой.
Михаил Неелов. 15 лет
Иллюстрации, художник Арам Нерсесян, пастель "С любовью к женщине"
Михаил-Лариса
Когда Михаил с Ларисой возвращались с живописной во всех смыслах прогулки, с ними приключилось кое-что неординарное. Какое-то весьма странное и в чём-то знаковое происшествие. Внизу, у самого выезда с серпантина горной дороги, им встретился большой туристический автобус. Правда, салон его был почему-то пуст, ни одного пассажира-туриста за окнами видно не было.
Лара вдруг резко затормозила, и принялась отчаянно сигналить. Поскольку никого другого рядом не наблюдалось, шофёр автобуса тоже остановился, вполне резонно приняв гудки на свой счёт. Вздернув ручник, Лариса выскочила из салона.
Недоумевающий Михаил последовал за ней. Из передней двери автобуса, как из высокой башни, по крутым ступенькам спустился на землю водитель. Это был смазливый чернявый парень лет двадцати пяти.
— Что случилось, госпожа? — спросил он на иврите с заметным арабским акцентом.
Мишке тоже было небезынтересно узнать, что случилось.
— Кошачий ребёнок под автобусом! Вот, что случилось!— принялась объяснять на иврите Лара водителю. — Рыжий маленький котёнок, надо его обязательно достать!
Парень наклонился, чтобы получше рассмотреть, что происходит под многотонным корпусом его автомонстра, но ничего не узрел. Чертыхнувшись по-арабски, он бросил на Ларису неприязненный взгляд, и опустился на четвереньки. Ему явно не улыбалось из-за какого-то кота пачкать дорожной пылью колени, обтянутые чистой джинсой. Безо всякого удовольствия, Мишка последовал примеру водителя. Не будешь же стоять столбом в то время, как твоя любимая женщина руководит спасательной операцией.
Взвизгнули тормоза. Оставаясь в позиции, обозначаемой в вольной борьбе как «партер», Мишка поднял голову. Совсем рядом, чуть ниже по дороге, стояла полицейская машина.
— Этих ещё не хватало! Припёрлись стражи порядка, мать вашу! — подумал он без особой приязни. Слишком свежи ещё были его впечатления от последней встречи с израильской полицией.
Из машины вышли двое. Один остался рядом с авто, а другой направился к их живописной группе. Михаил представил, как всё это выглядит со стороны, и невольно про себя улыбнулся. Двое мужиков, русский с арабом, стоят на четырёх костях, а между ними возвышается стройная светловолосая дама привлекательной наружности.
Мишка вгляделся в лицо приближающегося полицейского, и оцепенел. Без сомнения это был он, его недавний знакомец. Такую разбойную физиономию, да ещё украшенную глубоким шрамом поперёк лба и захочешь, не забудешь. Михаил поднялся из «собачьей позы» и выпрямился во весь рост. Он примерно догадывался, что сейчас может произойти. Этот израильский хам наверняка не погнушается обозвать Ларису «русской шлюхой».
Михаила постепенно «накрывало» малознакомое ему чувство. Дикая, какая-то звериная злоба, требующая немедленного и безрассудного агрессивного действия. Тогда в Хайфе, на ночной дороге, он ничего кроме заячьего страха не испытывал. Но сейчас рядом была его Лара, которой грозила зримая, приближающаяся опасность. Опасность, исходящая от этого животного в полицейском мундире. От его пустых, глубоко запавших, как у черепа глазниц, от длинных, почти до колен, орангутаньих рук, от его пистолета на тросике, торчащего из открытой кобуры на правом боку.
Михаил пошарил глазами по дороге и выбрал небольшой, но увесистый камень с соблазнительно острым краем.
— Пока ты меня не узнал — вот этим краешком, да тебе в височек, господин офицер! — наклоняясь за камнем, сладострастно подумал Михаил.
— Что случилось, Ларочка, «нишема шели»?! — явно узнавая Лару и сладко улыбаясь ей, промурлыкал на иврите приближающийся полицейский.