Утром заспанный Михаил поднялся на штурманский мостик. Траулер шёл полным крейсерским ходом в двенадцать узлов. Северянка «Пикша» словно превратилась в южную летучую рыбу — летела теперь над зеркально гладкими штилевыми водами Белого моря. Капитан со старпомом и вперёдсмотрящий матрос, все трое вооружённые биноклями, пристально разглядывали горизонт прямо по курсу.
— Ничего не понимаю, — недоумевал Бельков. — Веха при такой видимости уже давно должна показаться.
— Да покажется, куда денется! — пожал плечами старпом Гриша. — Хотя на твоем месте, Моисеич, я бы лучше бы не рисковал. Есть рекомендованный курс, значит им и надо следовать. Мало ли что? К чему эти эксперименты? На пожар, что ли, спешим?
Старпом Гриша был всем хорош. Видный, высокий, молодой, тридцати цветущих лет. Всего-то четыре года назад закончил он Высшую мореходку, а вот уже и старший помощник. Завидная у Гриши карьера, того и гляди самым молодым капитаном на флоте станет.
— Ну ладно! Там, говорят, моряки парилку раскочегарили. Пойду, погрею старые кости, — пошутил Гриша, покидая мостик.
Имеет право, его вахта закончилась. На мостике остались целых два штурмана — капитан с третьим помощником, да прицепом матрос рулевой, вперёдсмотрящий. Целая толпа. Можно сказать, почти что семь нянек.
Отчего-то Мишке стало тревожно. Он снял координаты траулера, с японского спутникового навигатора определил точку на карте, и с ужасом увидел, что «Пикша» находится на самой границе Беломорской отмели. Михаил в первом порыве собрался было крикнуть об этом капитану, но его тут же одолели сомнения.
— Да как же, не может быть! Это он штурманец зелёный, а Бельков опытнейший капитан, коренной беломорец. Моисеич по этим местам с ранней юности хаживал, когда Неелов ещё и под стол пешком не ходил. Не может быть, чтобы кэп так ошибался — полным ходом, да прямиком на банку, словно какой-нибудь капитан Врунгель с яхты «Беда»[1].
Михаил выглянул из-за штурманского закутка с навигационным столом и разложенной на нём картой Беломорска с окрестными водами. С нарастающей тревогой увидел — ничего не изменилось. Бельков в напряжённой позе продолжал вглядываться через бинокль в зеркальную штилевую солнечную даль Белого моря. Стоящий рядом и чуть позади кэпа молодой матрос, словно почувствовав беспокойство Михаила, оглянулся. Встретившись с Нееловым глазами, он скорчил капитанской спине недоумённую гримасу и пожал плечами.
— Иван Моисеич! — окликнул начальство Михаил.
В ту же секунду нос «Пикши» подбросило вверх. Слегка приглушённый невеликой толщей воды, из-за донёсся непередаваемо мерзкий скрежет корабельного железа о камни. Накренившись на правый борт, траулер встал как вкопанный. Только бы не упасть, все находившиеся на мостике едва успели вцепиться, кто во что придётся. Время на мостике, видимо, тоже напоролось на мель — остановилось.
Контуженным солдатом, словно после артобстрела, Михаил на добрые полминуты выпал из реальности. С трудом, словно медленная улитка, ползущая по стволу дерева, он приходил в себя. Каким-то невозможным образом Неелов оказался возле машинного телеграфа. Михаил стоял столбом, намертво вцепившись в ручку с чёрным набалдашником. Ручка тоже торчала строго вертикально, стрелка же на телеграфе застыла на надписи «STOP». Мишка вдруг начал осознавать, что выражение, «сердце в пятках» — вовсе не фигура речи, а вполне себе полноценная жизненная реалия. Во всяком случае, именно в этих частях тела гулко бухало сейчас Мишкино сердце.
— «БУхает, бУхает! БУхает, бухАет!» — тоненько запел Мишке в левое ухо, невидимый, но очень противный, неведомо откуда взявшийся чёртик.
Михаил яростно потряс головой. Чёртик, не вступая в спор и не прощаясь, по-английски удалился.
Хотя нет! Откуда-то издалека всё-таки донёсся ехидный писк: «пока-пока!»
С правого крыла мостика Михаил невидящим взглядом пялился на маячивший в дух милях по правому борту порт Беломорск.
— Надо ждать прилива! — сочувственно пробасил лоцман, тучный пожилой мужчина, присланный из Беломорска в помощь Белькову. На капитана «Пикши» невозможно было смотреть без сострадания. Штурманское, капитанское самолюбие Моисеича, контуженное и скособоченное, жгло его изнутри невыносимым огнём стыда.