Но он тоже исчез.
Словно кто-то вломился в его воспоминания и снес целые кварталы невидимым бульдозером. Ангел свернул на пустую парковку, у которой когда-то стоял «Клуб Рип Ван Винкль». Теперь на этом месте «Такос Альберто».
Он заглушил двигатель и просто смотрел. Отец когда-то играл здесь на рояле, за чаевые. Хипстеры называли заведение «Рипс Рум». В музыкальный салон вела лестница в несколько ступеней, покрытых ковром, в красноватом освещении. Здесь пахло сигаретами, алкоголем, духами и «Аква Вельва»[53]. В памяти всплывали яркие сочные картинки: засахаренные вишни, ванильная кола, Пэтси Клайн из музыкального автомата, когда папа не брякал по клавишам «Красные розы для Голубой дамы». Официантки, разносившие коктейли, с губами цвета коктейльных вишен, и окутывавшие их ароматные облака «Уайт Шоулдерс» и мускусного масла, и то, как они проводили ноготками по отцовской спине, проходя мимо. Он бывал там почти каждую пятницу и субботу.
Бродя после полуночи
Я раскололся на кусочки
Сумасшедший
Младший Ангел не понимал, о чем все эти песенки. Но прекрасно понимал, что означают красные ногти, игриво пробегающие по папиной спине. Дон Антонио, с его тщательно напомаженными волосами и щегольскими усиками в стиле Педро Инфанте[54], использовал обаяние Младшего Ангела, чтобы подцепить официантку, или чужую жену, или скучающую пенсионерку, жаждущую ночи страсти. Он учил Малыша мастерству пробуждать в женщине осознание ее уникальности. «Если с тобой женщина будет чувствовать себя произведением искусства, сможешь заниматься с ней любовью каждую ночь». Угу, пап. Точно. Усвоил.
Папа подарил ему порнографические салфетки с рисунками грудастых и тупых девиц-фермерш, резвящихся в амбарах с коммивояжерами. С чего бы это парни заявились в амбар в костюмах и при шляпах, думал он. И спичечные коробки с секретом, с грязными хохмами внутри. Типа легендарных спичек «Рипс Рум» с Крошкой Бобби на коробке, теребящим у себя между ног пухлыми пальцами. Когда Младший Ангел раскрыл коробочку, оттуда торчком поднялась одна- единственная спичка с красной головкой, упакованная в миниатюрную розовую пластиковую трубочку, и счастливый Крошка Бобби стоял с простертыми в восторге ручонками.
Младший Ангел учился тогда в пятом классе.
Любовь синего цвета
Коварство
Девушка из Ипанемы
Размалеванные тетки любили его. Он был для них вроде маленькой любимой собачонки. Тискали его, пока он, пристроившись на табуретке, листал комиксы с Бэтменом, и их пышные, крепкие в бюстгальтерах груди мяли его щеки, и он вдыхал жаркий запах их подмышек. И старался скрыть от них своего Крошку Бобби.
Бокал из-под бренди, полный пятерок и долларовых бумажек, посверкивал на рояле. Гуляки отправляли коктейли пианисту непрерывным потоком, но по соглашению с барменом отцу приносили исключительно имбирный эль со льдом. А кто мог бы сыграть хоть пару тактов после пятнадцати «манхэттенов»? Не говоря уж о том, чтобы сесть потом за руль. А стоимость невыпитого отец после делил с барменом.
Никто не подозревал, что это его ночная смена. А дни напролет отец драил сортиры за гуляками. Менял освежители в писсуарах. Вытряхивал мусор из металлических урн в женских туалетах. Вечером же, в элегантном кремовом смокинге, он играл своего Рики Рикардо[55] для пьяных американцев. Прилизанные черные волосы, сигареты и никакого обручального кольца.
Таким Младший Ангел помнил своего отца.
Он сидел на пустой парковке, пялился на ларек с тако и жалел, что не научился курить. Воспоминания. Забавы неудачника. Ему есть куда податься. Слишком много путешествий во времени, а еще и десяти утра нет.
– Да пошло оно, – пробормотал Ангел и вырулил с парковки.
Он вновь ехал на юг и млел – сбоку поблескивает морская синева, величественная дуга моста Коронадо впереди, иссушенные холмы по другую сторону автострады и суперджеты, гигантскими мотыльками падающие в сторону аэропорта. А еще дальше на юг вечная и неизменная их общая мать, холмистая Тихуана.
Никто туда не возвращается. Даже навестить могилы отцов.
* * *