Бах, бах.
– Ты. Ты. Ты.
Он помнит, как со свистом выходил воздух из пробитых легких. Нет, нет. Это был рядовой первого класса Гомес, из Восточного Лос-Анджелеса. Они прикрывали куском полиэтилена открытую рану на груди и прижимали так, что ребра треснули. Никаких шансов вызвать вертолет в ту дыру. Собаки. Женские крики. И «хаджи» на каждой крыше.
– Джио, Джио, – рыдал он. – Что мы наделали?
– Папа, завязывай уже. – Джио вцепился в руль, неотрывно глядя в зеркало на случай, если за ними гонится тот ублюдок со своими дружками.
– Джио! – Лало изумленно вытаращился на глаза сына. Они выпучивались! Буквально выползали из черепа на длинных розовых нитях, покачивались, ну совсем как у лобстера.
Он вспомнил глаза бандита. У того на веках были вытатуированы глаза. И даже когда он опускал веки, все равно как бы смотрел на тебя. Лало не понимал, что именно видит. Это завораживало. Все эти глаза. Глаза его взбесили.
Стекло под щекой такое мягкое и липкое. Ох, только не это дерьмо.
– Господи, – простонал он. – Мы убили парня.
– Блин, нет. Ты промазал.
Машину занесло.
– Mijo?
– Я считал тебя крутым, – сказал Джио.
Боже правый, да мальчик совсем бездушный.
Собака! Они прикончили пса! Да нет. Лало видел, как тот убежал. Убить собаку – это точно был бы конец. Последняя долбаная соломинка.
– Отомстить, – продолжал Джио. – Все, что ты должен был сделать. – Его голос вдруг начал таять и растворяться.
Вся комната таяла и растворялась. Лало смотрел, как череп гангстера проступает сквозь плоть, словно просвечивает из-под поверхности трясины. Он стоял на месте, а голова его все росла и росла, пока не поднялась выше крыши, над всей округой, в небеса. И Лало, в машине, смотрел на свои пальцы. Какие они длинные. И гибкие. Поднес руки к глазам. Это кальмар.
– Где мой пистолет? – спросил он, а длинные пальцы заскребли пустую кобуру.
– Ты его выбросил.
Вспышка в голове: они оба стоят над убийцей. Еще один мультяшный персонаж в джемпере Pendleton. Продавать отраву мальчишкам, хуже этого просто не бывает. И Джио сует пистолет в ладонь Лало, подталкивает его плечом. Мужик, даже не видя пистолета, понимает, что его час пришел, и, видать, жалеет, почему это у него самого пушки не оказалось, и роняет на стол кулечки с наркотой и таблетки. Среди дури рассыпаны пузырьки от лекарств с «Амазона», которые Лало тоже принимал. Пустые глаза на миг заполняются страхом и опять застывают.
– Ну? – сказал он. – Вот и все, э? – И вскинул подбородок.
– Ты убил моего брата. (Да. Лало вспомнил.) Джио. Я не бросил пистолет.
– Да выкинул ты его, а дела мы так и не сделали.
– Пожалуйста, – взмолился Лало, обращаясь к вселенной.
– Ты сначала нес какую-то херню, а потом сбежал, пап.
– Нет.
– Да точно тебе говорю. – Слова, словно натянутая и резко отпущенная резинка, хлестнули Лало по лицу.
Прошу тебя, умоляю, Господи, если есть в тебе хоть капля милосердия, пускай я сейчас проснусь.
– Я и не думал, что у тебя так очко заиграет. – И Джио глумливо заржал.
– Да господи же! – заорал Лало. – Но ты же мой родной сын!
Лало чудилось, что он растягивает каждый звук, и точно так же растягивается сам автомобиль. Машина вдруг стала резиновой. Она огибала углы, заворачиваясь, и лобстерная физиономия сына то оказывалась далеко впереди, то резво прыгала обратно.
– Ты никогда никого не убивал, – сказал Лало. – Ты только выделываешься, малыш. А я убивал людей по-настоящему. Это было моей работой. И я с головы до ног в крови. Навеки. Помоги мне!
– Но мы зато прибрали все его заначки, верно? – ответил Джио. – Хотя бы так проучили козла. Чего ты нервничаешь?
Лало пнул mochila, валявшийся в ногах. Набитый травой, кристаллами, банкнотами и цепочками.
– Помоги! – простонал он.
Джованни посмотрел на него и сказал, сказал тихо и спокойно, сказал то, чего Лало не смог понять и никогда не поймет. И все же он попытался ответить. Но слова бессвязным потоком бессмысленно лились изо рта.
– Мы молодцы, пап. Я тебя люблю. И все равно тобой горжусь.
Лало со скрипом повернул плавящуюся голову и уткнулся лбом в окно.
– Плохо, – прошептал он. – Так плохо. Сынок. – По крайней мере, он надеялся, что произносит именно это.
– Я простил тебя, пап. Ты просто не такой сильный.
Эхо. Истеричные крики птиц. Чмокающий мясной звук, когда пули вонзаются в тело, кровь струится, и треск, когда попадают ракеты, сжигающие плоть жертв. Но это Ирак, не Калифорния. Есть разница. Не забывай. И тут Лало увидел что-то черно-белое.