– Копы! – выдохнул он.
– Остынь, – сказал Джио.
Полицейская машина обернулась гражданским «фольксвагеном», раскрашенным в те же цвета. Лало прикрыл глаза. Geek Squad[258]. Буквы медленно сложились в слова.
Лало опять заплакал.
– Я боюсь.
Джио стиснул его колено.
– Папа. Пап! Послушай. Ты меня слышишь? – Он сбросил скорость. – Возьми себя в руки.
Лало вновь вспоминал.
Холод оружия в ладони, пистолет забавный, как игрушка, но и жуткий. Наркотик, черной змеей струящийся по венам. Человек с пустыми глазами, безучастно глядящий на него, но руки его трясутся. Сын, повторяющий: «Давай. Вломи ему». Пистолет, парящий в воздухе, как диковинная летучая рыба. И татуировка. Татуировка на его собственной руке. Сейчас он почесывает ее. Старший Ангел. Дебильная улыбка. Прическа. ПАПА 4EVER.
– Что мой брат тебе сделал?
– Ничего. Он нарвался, а я просто сделал, что велели. Только бизнес.
Время остановилось для Лало.
ПАПА 4EVER.
Всю жизнь Лало был заложником. Жилы рвал, чтобы стать Браулио. Чтобы стать как отец. И не смог сравняться ни с тем ни с другим. Стыдился отца – этого старого дурака. Боялся брата – до такого мачо ему ни в жизнь не дотянуться. И все пытался убедить людей, что он такой же, как вон тот кусок дерьма, сидящий сейчас перед ним.
Лало поднимает пистолет. Парень отодвигается, закрывает глаза. А Лало чувствует только печаль.
Ему так жалко этот мир, жалко всех, погибающих и обращающихся в прах. И еще наркотики, огонь в крови. Он ощущает движение воздуха и вспоминает, как ветер трепал волосы на бейсбольном матче, как припекало солнце, как отец, в дурацких расклешенных кримпленовых брюках, болел за него, а его идиотские усы были измазаны горчицей.
Лало слышит собственный голос, странно чужой, как будто голос отца, произносящий: «Мы должны остановиться. Мы бегаем по кругу. Расплата, расплата, расплата. Никогда нельзя ни за что расплатиться сполна». Ствол пистолета отклоняется в сторону. Человек на диване открывает глаза, видит, что в лицо ему больше не целятся, и внезапно обмякает. Он разоблачен: пожилой лузер, который изуродовал собственное лицо, но давно уже не опасен. Его даже пристрелить не хочется.
– Но мы тут не ради этого, братан, – говорит Лало. – Это не про нас. Про нас так говорят, но это неправда.
Он вновь вскидывает пистолет. Человек вздрагивает, и это самый страшный миг в его жизни.
– Мы вот такие.
Целясь над головой мужчины, Лало нажимает на курок и выпускает обойму в стену. Мужик падает, хватается за грудь, сучит ногами в воздухе, в ужасе орет. Каждый выстрел гулко грохочет в ушах Лало. Голубоватый удушливый пороховой дым. Штукатурка сыплется на них, пока пистолет не смолкает, опустев. Потом он швыряет оружие через всю комнату, а мужик пригибается, прячет голову и скулит.
А потом Джио хватает его и они убегают.
– Господи Иисусе, пап! Что это было?…
Мир вокруг вспыхивает и сгорает.
Лало резко вернулся в настоящее, увидел руки Джио на руле. Руль будто из мягкой лакрицы.
– Я попаду в ад, Джио. Уже подписан, запечатан и отправлен, серьезно.
Прежде чем потерять сознание, Лало увидел, как призрак дедушки вползает через ветровое стекло.
Сюрприз от Кеке
Откуда им знать, какой дом был у Младшего Ангела?
Он разглядывал родню в дверной проем. Несмолкающая музыка била по ушам. Он почти не слышал, что там бормочет Кеке.
Рождество. Ну конечно. Они завидовали его Рождеству. И что родители ради него выкладывались по полной. Он вынужден признать: им пришлось смириться – да, у него был суперпистолет Джеймса Бонда, шпионский чемоданчик из «Агентов А.Н.К.Л.», игрушечная гоночная трасса, железная дорога. Но самое главное, разумеется, наикрутейший подарок, о котором мечтает каждый мальчишка, – сверкающий синий велосипед «Стингрей». Они смотрели на этот велик и думали: Богатенький гринго купается в роскоши, а нас отец бросил голодать.
Вот только они не видели, как Дон Антонио воспитывает маленького нежного белого мальчика. Высокая наука езды на велосипеде. Como un hombre![259] Младший Ангел никогда не видел «харлей». Он понятия не имел, что отец ездил на такой штуке. Даже когда они бывали в кино и смотрели фильмы Адама Рорка про байкеров, отец ни словом не заикался. В велосипеде Дон Антонио увидел средство закалить мальчика. Все что угодно служило орудием превращения его в мужчину. Ремень отлично сработал с другими сыновьями, значит, сработает и с Габриэлем.
258