Младший Ангел кашлянул и отвернулся.
– Всегда хотел спросить тебя, Carnal, – внезапно выпалил Старший Ангел. – Ты о чем-нибудь плакал?
– Ну, Мигель. Он ведь и нас бросил.
Старший Ангел шумно отхлебнул из стакана с тамариндовым настоем.
– Сначала он бросил нас. Ради тебя.
– Ради меня? Ради всего святого, да меня тогда еще на свете не было! Я-то думал, ты компьютерный гений. Подсчитай-ка.
– Отец сказал, что твоя мать была алкоголичкой. Что она выбирала вшей из волос и щелкала их ногтем.
Младший Ангел загоготал:
– Ровно то же самое он рассказывал о вашей матери.
Старший Ангел весь затрясся:
– Возьми свои слова назад.
– Не я это начал.
– Отец был вынужден жениться на твоей матери. Потому что он был джентльмен. Она залетела.
Повисла гнетущая тишина. Они не слышали ни звуков вечеринки, ни гомона ребятни в соседней комнате.
– Она… что?
– Интересно, и что ты мне сделаешь. – Старший Ангел отвернулся.
– Что ты сказал? Повтори!
– Забудь.
Младший Ангел встал. Потом опять сел, ближе к Старшему.
– Боже правый, – выдохнул он.
– Твоя мать была беременна тобой. Поэтому они поженились.
– Врешь.
– Это правда. А если ты еще раз назовешь меня лжецом, я встану.
– И что?
– И накостыляю тебе.
– Ой, уже боюсь.
Старший Ангел резко дернулся вперед, ухватил за ворот Младшего и прорычал сквозь зубы:
– Я пока могу надрать тебе задницу!
– А я не хочу делать тебе больно. – Младший Ангел положил ладонь на тощую грудь брата. – Угомонись уже.
– Я тебя проучу!
– Не – хочу – делать – тебе – больно.
Они сцепились прямо на кровати. Старший Ангел умудрился несколько раз залепить брату по физиономии.
– Прекрати, ты, мудила! – заорал Младший Ангел.
В спальню пулей влетела Перла и принялась шлепать Младшего тапком.
– Estan locos?[270] – вопила она.
– Флака, – пыхтел Старший Ангел, отрывая карман с рубахи Младшего, – прошу тебя, оставь нас сейчас.
– Как вы все мне опостылели! – И, громко топая, Перла удалилась.
Братья, шумно дыша, повалились на кровать.
– Я таки надрал тебе задницу, – сказал Старший Ангел. Он приподнялся, сел, глотнул из своего стакана, потом передал брату.
Младшему Ангелу совсем не хотелось теплого тамариндового настоя, но он оценил жест примирения и принял его.
– Я уехал, – сказал он, отпив из стакана, – потому что хотел сделать что-то сам. Хотел изменить мир.
– И что вышло, Carnal?
– Ничего.
– Да ладно.
Младший Ангел глубоко вздохнул.
– Я знаю, ты ненавидел меня за то, что я уехал. Знаю, ты думал, что я презираю вас всех. Ну, может, так оно и было. Всю жизнь я думал, что должен был сбежать, чтобы выжить. Может, сбежать именно от тебя. А теперь ты уходишь, и я представить не могу жизни без тебя. Я всегда считал, что у меня не было настоящего отца. И все это время моим отцом был ты. И вот я здесь и вижу, что ты сделал в жизни, и я посрамлен. Хорошее и плохое. Неважно. Я собирался спасти мир, а ты просто всю жизнь, день за днем, минута за минутой, изменял его.
Старший Ангел хотел возразить, но сдержался.
изменять мир
poco a poco[271]
немножко лучше
прямо здесь, прямо сейчас
19:30
Satanic Hispanic лежал в своей несвежей постели и отчаянно надеялся, что мама не вернется домой в самый неподходящий момент. Лили лежала рядом, пристроив голову ему на грудь. Оба абсолютно голые. Она громко похрапывала. А он водил рукой вверх-вниз по ее стройной спине. Ягодицы у нее были как два мягких фрукта, ну, типа того. В ладонь помещались. А ее очки валялись на столе среди его фигурок «Дэдпул».
На руках ее запах. Первый раз в жизни он его чувствует. Поднес ладонь к лицу. Никому ведь не расскажешь. Волшебный запах. Наверное, он никогда больше не будет мыть руки. Чтобы еще и еще раз вдыхать ее запах. Ух ты, вздохнул он. Может, рассказать Младшему Ангелу. Младший Ангел не сочтет его извращенцем. Он, может, даже знает какие-нибудь стихи про это. А вот Пато? Его собственный отец – не-а. А Старший полезет обнюхивать пальцы.
Они занимались любовью – и она, не поверите, села сверху, и он мог видеть, как двигается ее стройное тело, – а потом она уютно устроилась на его груди и перебирала волоски.
– Как я рада, что ты их не удаляешь, – бормотала она.