Выбрать главу

Зима 1942 года занесла нас глубоким снегом. Она была из тех мерзких зим, когда даже дикие животные страдают от холода и нехватки еды. Однажды морозным утром, нагрузившись несколькими охапками сена, я отправился хоть как-то помочь лесным зверям. Это вообще-то не входило в мои обязанности, но позаботиться о них было некому. А я воспринимал лес и живущее в нем зверье как нечто доверенное мне на хранение.

Возвращался я, как и обычно, вдоль железной дороги. На одном месте я увидел человеческие следы, это не были следы взрослого человека, в следах-то я разбирался хорошо, они начинались от дороги и вели в необозримую белизну дальних полей и лесов. Начало темнеть, и кто бы ни был их хозяином, мороза бы он не выдержал. Я двинулся по следам и вскоре увидел на равнине, которая уже начала темнеть от приближающегося вечера, что-то вроде передвигающегося пятна. Это был мальчик не старше семи-восьми лет, плохо одетый и уже посиневший от холода. Увидев меня, он остановился. Было ясно, что у него не осталось сил бежать, а он явно от кого-то бежал. Я взял его на руки и, не имея выбора, понес домой.

Он дрожал у меня на руках. Я чувствовал, как бьется его сердце. Нести ребенка в полицейский участок был поздно, я оставил это на следующий день, сейчас самым необходимым был согреть его рядом с горячей печкой. Его губы посинели от холода, и я прикрыл его своим тулупом. Еле слышным голосом он упоминал своего брата, шептал, что без него никуда не пойдет. Но я готов поклясться, что следов того другого ребенка нигде не было.

Я пробирался по глубокому снегу, спеша как можно скорее попасть домой. Вот так началась та история, которая позже полностью изменит всю мою жизнь. Но тогда я не мог этого предположить. Да и если бы я тогда каким-то чудом предположил что-то, что другое я мог бы сделать?

Я принес мальчика в дом. Увидев нас, Ингрид на миг замерла, словно ожидая чуда, она смотрела на меня так, будто я вернул домой нашего Ганса. Я рассказал, как нашел в снегу мальчика. Она молча повернулась ко мне спиной и ушла в свою комнату. Мальчик всхлипывал без слез. Я снял с него одежду, нашел пижаму нашего Ганса, положил ребенка на кровать и завернул в шерстяное одеяло. Выживет ли он, я не был уверен, все оставалось в руках Божьих.

Разбирая его вещи, я нашел зашитую в его рубашку записку. Мальчика звали Альберт. Его мать просила, чтобы ему помогли. Непонятно как ей удалось вытолкнуть его из поезда. Такие вещи случались. Матери использовали самые разные способы спасти своих детей. Случалось, сбрасывали их в реку, когда поезд проезжал по мосту. Или в канаву, которая шла вдоль железной дороги. Таких детей находили и живыми, и мертвыми, тех, кто выжил, заталкивали в другой проезжающий поезд, который следовал, как шептали друг другу взрослые, далеко на север, в польские лагеря.

Себе я устроил лежанку рядом с его постелью. Около полуночи меня разбудили тихие, почти неслышные шаги. Сон у меня чуткий, просыпаюсь от каждого шороха. Моя Ингрид подошла к мальчику, который спал беспокойным сном, бредил. Подняла свечу, которую принесла с собой, и при слабом свете ее огонька вгляделась в детское лицо. Простояла неподвижно несколько долгих минут. Я испугался, не стало ли ей плохо. Хотел позвать ее по имени, но она как раз в этот момент тихо сдвинулась с места, повернулась и осторожно, на цыпочках, вернулась в свою комнату. Я заснул крепким сном, уставший от всего, что произошло в прошедший день. Когда я снова проснулся, Ингрид опять стояла возле кровати ребенка. Тот тяжело дышал, щеки его горели, он дрожал в своей кровати. Было ясно, что у него высокая температура и лихорадка. Ингрид положила ему на лоб влажные салфетки и растирала его тело нашей домашней ракией. За окном валил густой снег. Если и было у меня намерение этим утром отвести мальчика в полицейский участок, мне пришлось отложить это на другое время.