За окном в осеннем небе висела осветительная ракета. При ее слабом свете можно было разглядеть склонившегося над котелком Якименко. Другой котелок стоял возле Рамазанова. Но тому было не до еды. Распростершись рядом с ружьем, он вглядывался в амбразуру — надо использовать для дела минутку, пока «свеча» еще горит в небе.
— Как с питанием, с куревом, гвардейцы? — спросил генерал.
Разглядев высокое начальство, Якименко отставил котелок и вытянулся:
— Хорошо, товарищ генерал.
— Хорошо-то, хорошо, да вижу, еды у вас не густо… — Родимцев бросил взгляд на котелок, из которого еще клубился пар, и протянул руку.
Якименко понял жест и подал лепешку. Родимцев отломил кусочек, пожевал…
— Еще немного потерпите, друзья, — сказал он, помолчав. — И курево будет, да и харчи хорошие…
Вручая Павлову медаль, пожимая руку сержанта, Родимцев не преминул сказать ему несколько теплых слов.
Обратно шли растянувшейся цепочкой. Снова, то броском, то ползком, преодолевая опасные участки.
Товарищи устроили Павлову теплую встречу. Каждый норовил потрогать новенькую медаль, блестевшую на груди у сержанта.
— Молодец, Павлов! Там, гляди, и Героем станешь, — сказал Авагимов, не подозревая, что произносит пророческие слова.
И вот наступило седьмое ноября.
Праздник. Торжественное и грустное настроение. Вспомнились былые мирные Октябрьские годовщины. Как давно это было! И кто знает, когда еще доведется встретить Октябрьский праздник дома, с родными. Да и доведется ли…
Работы в этот праздничный день прибавилось. Правда, наиболее ожесточенные бои шли немного севернее, в районе заводов. Здесь, на площади Девятого января, противник пока не двигался с места, видно, хороша зная, что мельница «Fabrik» и этот «зеленый дом», отмеченный на картах как крепость, — твердые орешки. Но вместе с тем, все в Доме Павлова отлично понимали, что в такой день надо быть начеку, как никогда.
Еще раз осмотрены укрепления в доме и кое-что подправлено. Для противотанкового ружья и для пулемета выбраны новые запасные позиции. Ведь к прежним огневым точкам противник уже, можно сказать, «привык». Во всяком случае, уже засек их. Еще раз осмотрено оружие, набиты патронами пулеметные ленты и диски. Все готово к встрече…
Но вопреки ожиданию день прошел тихо. Вероятно, фашисты тоже полагали, что именно в праздник будет предпринята вылазка, и предпочли укреплять свою оборону.
Вечером в доме появились гости. Теперь ходить в Дом Павлова стало проще. Наконец по приказу комбата Дронова взорвали стенку, преграждавшую ход сообщения. Так что гостям не пришлось заниматься физкультурой на «кобыле»… Накануне праздника пришел заместитель командира батальона по политической части Кокуров — так теперь стала называться его должность после того, как месяц назад упразднили институт военных комиссаров. Пришел командир роты Наумов. Начальник штаба полка капитан Смирнов принес пухлую полевую сумку — воем уже было известно, что в ней гвардейские значки.
Старшины двух рот — стрелковой и пулеметной — уже хлопотали в уголке: готовился праздничный ужин. И вот все, кто могли — таких оказалось человек десять, — собрались на торжественное заседание.
Мерцают каганцы. Ради праздника их вдвое больше. А один фитиль, воткнутый в снарядную гильзу, разгорелся, словно факел, и стало светлей, чем обычно.
Сели вокруг письменного стола. Казалось, это президиум большого собрания, только в него вошли все присутствующие… А залом была страна.
Вся страна слушала в эти дни защитников Сталинграда, все мысли были здесь.
Кожаное с резной спинкой кресло сдвинуто со своего места — чтоб не мешало докладчику. Старший политрук Кокуров говорит о двадцать пятой годовщине Октября.
В прошлом газетный работник, Кокуров не умел произносить речей и от этого всегда страдал. Но сегодня он чувствует, что те простые слова, которые он, как ему казалось, говорит по-домашнему, доходят до каждого сердца. Доклад был короток.
— Вот, товарищи, собрались мы здесь из разных мест. Павлов — с Валдая, Глущенко, Черноголов, Якименко — с Украины, Мосияшвили — из Грузии, Тургунов — из далекого Узбекистана. И таджик здесь, и казах, и татарин, и еврей. И все мы здесь сдерживаем вражескую лавину.
Вот уже сорок суток как вы живете тут. Бьете фашистов. Делаете свое солдатское дело, и на вас смотрит Родина!
Ведь вы, товарищи, и есть тот утес, про который поется в песне. И еще много таких утесов стоит здесь на Волге, в нашем Сталинграде. Стоят они и на других фронтах.
О такие утесы разобьется хваленая гитлеровская армия.