Вот и теперь Драган бесшумно пробрался на перрон.
По знаку старшего лейтенанта три сопровождавших его бойца залегли, а сам он приподнялся и заглянул в разбитое окно. Видно было, что фашисты чувствуют себя в безопасности. Они рыскали по залам, шарили в буфетных стойках, ссорились из-за содранных занавесок и штор, из-за кусков кожи, срезанной с кресел и диванов. Вражеские солдаты грабили обстоятельно, со знанием дела — они прошли эту школу в захваченных городах и селах многих стран Европы. Они хозяйничали здесь со спокойной уверенностью завоевателей, которым ничто уже не угрожает.
Гитлеровцы не заметили советских разведчиков. К вокзалу тем временем подтянулись бойцы второй роты — с ней шел командир батальона Червяков. И когда наши ударили, все было окончено в каких-нибудь десять минут.
Мародеры разбежались, оставив в зале, на перроне, на площади не менее пятидесяти трупов.
Роты начали закрепляться. Но уже на рассвете противник подтянул танки, выдвинул артиллерию, стал бомбить с воздуха. За день пришлось отразить четыре жесточайшие атаки. Но больше суток продержаться не удалось. Батальон вынужден был оставить вокзал.
Тяжело отбиваясь, люди не знали, что к ним спешит на помощь второй батальон капитана Андриянова. Но — увы! — помощь так и не подоспела…
Второй батальон имел свою задачу — очистить от противника два здания, господствовавшие над районом переправы у Соляной пристани. Это дом железнодорожников и так называемый, Г-образный. Впоследствии за эти дома шли длительные тяжелые бои.
Но днем штаб полка стал получать тревожные вести из района вокзала, где дрался первый батальон. Надежной связи не было, обстановку удавалось узнавать по отрывочным рассказам выбравшихся оттуда раненых.
Тогда Елин изменил задачу второго батальона и направил его в подкрепление к Червякову.
— Во втором батальоне адъютанта старшего убило, так что иди, Гавриков, будешь пока за него, — сказал он писарю строевой части полка.
— Справлюсь ли я, товарищ полковник? — нерешительно спросил Гавриков. Он был польщен доверием, но и смущен: как-никак, а всего лишь старшина сверхсрочной службы.
— Иди, иди, — сурово напутствовал командир полка. — Научишься! Там своя академия…
Константин Гавриков почти всю свою жизнь был штабистом. И действительную прослужил в штабе, и перед войной работал в военкоматах. Так что в Сталинграде он оказался для Елина сущей находкой. Такой, как Гавриков, справится, хоть и не в больших чинах ходит… И командир полка послал его, не задумываясь.
От Елина писарь выходил вместе с командиром пулеметной роты старшим лейтенантом Николаем Бондаренко.
— Главное, старшина, духом не падай, — подбодрил его Бондаренко. — Надо будет — помогу…
Получив пополнение — полсотни солдат, новоиспеченный командир привел их в батальон. И передал приказ командира полка — идти на выручку первого батальона.
Две роты повел комиссар второго батальона Андрей Иванович Гуськов. Минуя кварталы разрушенных домов, подошли к зданию универмага, но пробраться дальше, к вокзалу, не было никакой возможности. Противник взял район в плотное кольцо. Попытки прорваться кончались потерями.
День был уже на исходе, но еще не темнело. Роты залегли.
Тем временем усилилась угроза над переправой. И Елин послал к Гуськову связного с приказом вернуться в район Соляной пристани.
А бой у вокзала перебросился на площадь и на прилегающие к ней развалины. Роты первого батальона оказались расчлененными. И фельдшеру Васе Кодымскому пришлось второй раз за сутки выносить командира. На этот раз он спасал Червякова. Разорвавшийся снаряд сильно контузил комбата, и тот даже не почувствовал, как хлопотал вокруг него санитар, не слышал грохота снарядов и мин, когда его на катере везли через реку… Он очнулся лишь в госпитале, на другом берегу Волги.
Командовать батальоном стал старший лейтенант Федосеев. С остатками второй роты он занял универмаг. Толстые стены и глубокие подвалы магазина были превосходным укрытием. Лучшей крепости не найти. Недаром именно это ставшее впоследствии столь знаменитым здание избрал для своего штаба фельдмаршал Паулюс, возглавлявший гитлеровские войска.
Роты редели. Первый батальон считали погибшим целиком — ведь только несколько человек вернулись в свой полк.