Он ведь знал: нельзя доверять Селистене со всей ее цветистой болтовней о «новых правилах нового губернатора». Он подпал под ее обаяние, а архангелица, глазом не моргнув, предала их. Он поймался на ее разговоры о дружбе с Шахарой, заглотнул наживку. Позволил памяти о давно погибшей возлюбленной притупить его интуицию, на что и рассчитывала Селистена. Что ж, она ловко сыграла на этом.
Чем была их атака, как не еще одним восстанием Падших? Пусть и в меньшем масштабе, но ставки на этот раз были несравненно выше. Тогда он потерял армию, потерял любимую. Он знал, что она умирает, поскольку время растянулось и замедлилось. Знал он и когда она умерла, ибо время вновь потекло с привычной скоростью. А весь окружающий мир изменился.
Но сейчас он был не один. Узы, связывающие его не только с Брайс, но и с двумя соратниками, висящими рядом, напоминали обнаженные нервы. Их боль была его болью, еще невыносимее той, что он выдерживал прежде.
Конец Шахары оказался легким. Гибель на поле сражения, от руки Сандриелы. Быстрая и окончательная смерть… Тогда все было проще.
Баксиан, висящий в нескольких футах, тихо застонал.
Руки Ханта одеревенели. Попытки найти более или менее приемлемое положение в этом подвешенном состоянии окончились вывихом плеч. Он собрал оставшиеся силы, сосредоточился и спросил Баксиана:
– Ты… как?
Баксиан кашлянул. В го груди что-то булькнуло.
– Лучше не бывает.
Рунн, висящий по другую сторону Ханта, что-то буркнул. Похоже, засмеялся. В их катастрофическом положении только и оставалось, что кричать, плакать или смеяться.
Хант угадал: Рунн действительно смеялся. Потом сказал:
– Хотите… послушать… шутку? – Не дожидаясь ответа, продолжил: – Двое ангелов… и фэйский принц… решили прогуляться… в застенок…
Рунн не договорил. Этого и не требовалось. Хант хрипло засмеялся. Потом Баксиан. Потом сам Рунн.
Смех отзывался болью в руках, спине и в остальных частях покалеченного тела, но Хант не мог удержаться. Он смеялся на грани истерики. Вскоре по щекам потекли слезы. Судя по запаху, его друзья тоже смеялись до слез, будто никогда не слышали более забавной истории.
Дверь в их помещение шумно распахнулась. Каменные стены отозвались громоподобным эхом.
– Заткнитесь! – рявкнул спускавшийся по ступенькам Поллукс.
Его белоснежные крылья сверкали в сумраке застенка.
Хант засмеялся еще громче. За Молотом шел еще кто-то, темноволосый и смуглокожий. Понятно кто: Ястреб, последний из триариев Сандриелы.
– Что они тут вытворяют? – ехидно спросил Ястреб.
– Дурью маются, только и всего, – ответил Поллукс, останавливаясь возле стойки с орудиями пытки и хватая оттуда железную кочергу.
Кочергу он положил на тлеющие угли очага. Огонь золотил его белые крылья, создавая извращенное подобие божественного ореола.
Ястреб подошел ближе, буравя узников пристальным взглядом, схожим со взглядом его тезки из мира хищных птиц. Как и Баксиан, Ястреб был помесью двух пород: ангельской, от которой ему достались белые крылья, и оборотней-ястребов, наградивших его способностью превращаться в воздушного хищника.
На этом сходство кончалось. У Баксиана была душа. У Ястреба…
Глаза оборотня задержались на Ханте. В них не было ни жизни, ни радости.
– Здорово, Аталар.
– А-а, это ты, придурок, – ответил Хант на его приветствие.
Рунн усмехнулся. Ястреб стремительно повернулся к стойке и взял длинный нож с кривым лезвием. Если вонзить такой нож в тело, а потом вынуть, лезвие тащит за собой внутренности. Хант помнил этот нож по своему прошлому пребыванию в застенках астерийского дворца.
Рунн снова засмеялся. По звукам казалось, будто он почти пьян.
– Изобретательно.
– Посмотрим, королевское отродье, как ты будешь смеяться через несколько минут, – сказал Ястреб, заработав улыбку Поллукса. Молот ждал, пока его кочерга нагреется. – Слышал, твой родственничек Кормак под конец умолял о пощаде.
– Да пошел ты! – рявкнул Рунн.
Оборотень перебрасывал нож из одной руки в другую.
– Папаша Кормака отрекся от него. Вернее, от его останков. – Ястреб подмигнул Рунну. – Твой сделал то же самое.
От Ханта не ускользнуло потрясение, отразившееся на лице Рунна. Что ударило по нему сильнее: отцовское предательство или гибель двоюродного брата? Неужели здесь это имело какое-то значение?
– Ты долбаный врун, – прохрипел Ястребу Баксиан. – Всегда был таким… и всегда будешь.
Ястреб улыбнулся Баксиану:
– А не начать ли нам сегодня с твоего языка, предатель?