Самая жестокая колдунья, когда-либо жившая на свете, не только внимательно изучает меня в ответ, но и ее красивые губы изгибаются в улыбке, которая словно кинжалом прорезает идеально гладкое лицо.
– Здравствуй, дорогая Фэллон.
Глава 7
Я застываю на пороге. Кажется, даже воздух в легких затвердел.
– Внутрь. Живо! – Позвоночника касается рука Данте, выводя меня из ступора и вынуждая ступить через узкий проход.
Нет, ну сколько можно мною командовать! Не желая отрывать взгляд от Мериам, я воздерживаюсь от свирепого взгляда в сторону Данте, но как же я стискиваю зубы! Какие планы мести зарождаются в голове! Погоди, вот вернется моя магия…
Взгляд розовых глаз Мериам скользит по моим волосам, таким же рыже-каштановым, как у нее, хотя мои опускаются чуть ниже плеч, а ее ниспадают до талии, как у моей матери.
– Ей нужно подойти ближе, Маэцца.
Я встаю в позу.
– Вы настолько ленивы, Мериам, что не можете встать, даже чтобы поприветствовать свою дорогую внучку?
На мое ехидное замечание раздается спокойный ответ:
– Тебе не сообщили о моем затруднительном положении?
Я хмурюсь.
Данте косится на сидящую женщину.
– Твоя бабушка прикована к трону, который так страстно желала.
– В каком смысле «прикована»?
Она восседает на точной копии трона с золотыми лучами на Изолакуори, только меньше.
– Она с ним срослась. – Юстус кладет ладонь мне на поясницу. – Будь осторожна со своими просьбами к Котлу, малютка Фэллон, ибо Котел исполняет всякое желание, и порой самым ужасным образом.
Я так потрясена, что, когда Юстус надавливает на мою поясницу, я скольжу вперед по отполированному обсидиану и едва не падаю на колени Мериам. Едва его рука исчезает с моего тела, я отшатываюсь, но тут же натыкаюсь на генерала, который наверняка предвидел мое отступление.
– Она тебе не навредит, – говорит он.
– Не навредит мне? – фыркаю я. – Эта женщина убила собственную дочь. Что мешает ей прикончить и меня?
Мериам опускает подбородок, такой же заостренный, как мой. Ну почему мы так сильно похожи? Почему я не пошла в своего отца-ворона?
– Зачем мне вредить своей разрушительнице проклятий?
– Вашей разрушительнице проклятий?
– Да. Моей. – Она наклоняет голову, и каштановая копна сдвигается, обнажая правую руку. Заметив мой взгляд, Мериам еще дальше убирает кудрявые локоны, чтобы я могла разглядеть ее беду во всей красе. – Кого еще проклял Котел?
Воронов. Однако я не произношу этого слова вслух. Вообще-то лучше им не знать, иначе они могут передумать насчет моей смерти.
Данте нетерпеливо выдыхает.
– Она не может причинить тебе вред, Фэл, ваши жизни связаны.
Сердце замирает, и в ушах раздается глухое жужжание.
– В каком смысле «связаны»?
– Своим последним заклинанием моя хитрая дочь связала наши жизни таким образом, что, если будешь страдать ты, буду страдать и я. Умрешь ты, умру и я. Разве ты не почувствовала, как содрогнулась земля, когда в тебя попала отравленная стрела? Юстус почувствовал, не так ли, муженек?
– Я-я… – После того, как Лор отсек одичалой руки, мои воспоминания смазаны. – Если Зендея мертва, почему мы все еще связаны?
Я пробегаю взглядом по золотистым складкам ее платья, которые ниспадают на неподвижную фигуру колдуньи так, словно отлиты из настоящего металла.
– Потому что Зендея использовала для заклятия твою кровь. Формально это ты меня заколдовала.
– Я все еще была в ее утробе. Или уже в утробе мамм… Агриппины? – Неважно. – Короче, я была сгустком плоти, плавающим в мешке с жидкостью внутри чьего-то живота. Как, черт возьми, ей удалось вытянуть из моих вен кровь?
– Когда плод находится в нашем теле, наша кровь смешивается. Зендея порезала палец и нарисовала печать у себя на животе, прежде чем изгнать тебя из своих чресел… прежде чем я заглушила магию в ваших венах.
У меня встают дыбом тонкие волоски на руках, а глаза наливаются яростью, поскольку я слишком живо представляю ссору, оборвавшую жизнь моей матери.
– Поэтому вы убили собственную дочь? Потому что она связала наши жизни?
– Люди убивали и за меньшее. – Пальцы руки, не прикованной к трону, сжимаются вокруг подлокотника. – Чему ты так удивляешься?
Сколько гнили скрыто под кожей этой женщины? Котлу следовало вместо золота превратить ее в отбросы. Следовало разъесть ее кожу и вызвать гангрену внутренних органов.
Как жаль, что яд, разъедавший мое тело, не остановил мое сердце, а заодно и ее. Я резко вдыхаю, внезапно осознав, что в моих силах разрушить барьер. Вороны будут спасены. Шаббины будут свободны. Одна жизнь в обмен на тысячи других?