– Если я выйду, обещаешь ничего не вытворять?
Я киваю, опасаясь, что вербальный ответ привяжет обещание к его коже и раскроет мое двуличие.
– Если ты попытаешься, Суматоха, наказан будет не только Энтони.
Увы, я не сомневаюсь, что за мой бунт поплатится также и верный Катон.
– Я ничего не вытворю. И «суматоха» – это что, теперь моя кличка?
Его губы растягиваются в улыбке.
– Она тебе подходит.
– Интересно, что о ней подумает нонна…
При упоминании женщины, по которой он по-прежнему тоскует, у него дергается кадык.
– Несомненно, сочтет нелепым. Как и многое из того, что я говорю.
– Неправда. Нонна просто… старше, Катон. Она пережила страшные события, и они сделали ее черствой, но это лишь панцирь, которым она себя окружила для защиты. – Да, я даю Катону лучик надежды, который нонна может развеять, едва они воссоединятся, но не лучше ли жить с надеждой, чем с отчаянием? – Тебе бы поспешить в Шаббе, пока она не сбросила этот панцирь ради какого-нибудь шаббина.
– Ты серьезно полагаешь, что она хотя бы посмотрит на меня, если я оставлю тебя здесь без дружеской поддержки?
Я рада, что он по-прежнему стойкий и добрый, ему не промыли ни мозги, ни сердце.
– У меня есть Энтони. – У меня есть Мериам. И, как ни дико это звучит, у меня, возможно, даже есть Юстус. Конечно, я не озвучиваю имена этих двух потенциальных союзников. – Если можешь выбраться из Люче, Катон, беги.
Спасай себя…
– Я дал клятву защищать корону, Фэллон.
– Магическую клятву?
– Магия – не единственное, что важно.
Значит, он в самом деле здесь по собственной воле…
– В общем, купайся спокойно, но не задерживайся. И ничего…
– Не вытворять. Говорила же, не буду.
В самом деле не буду. Уж точно не без Энтони и не узнав, где прячут Зендею Шаббинскую. Да, именно прячут. Прячься бы мама сама, она бы появилась в ту же секунду, как ожил мой отец, не в силах противостоять зову парных уз.
Я стягиваю рубашку, затем штаны и нижнее белье. Вода в ванне холодная. Как жаль, что Катон не управляет стихией огня!
Опускаясь в ванну с кусочком мыла в руке, я раздумываю над тем, чтобы прикусить кончик пальца. Возможно, если капнуть в ванну кровь, вода нагреется? Но вдруг кровь подействует каким-то другим образом? Вдруг превратит воду в кислоту? Вдруг не получится остановить кровь и активируется некое ужасное заклинание?
Со вздохом я решаю не экспериментировать и воспользоваться прелестями чистой воды. Тщательно намылив тело и волосы, я погружаюсь под воду полностью, чтобы смыть пену. Хотя в купальне тихо, ничто не сравнится с тишиной под водой. Очередная шаббинская фишка?
Веки резко взлетают от внезапно возникшей мысли. Я теперь бессмертная? Ну настолько, насколько бессмертны шаббины.
Глаза раскрываются еще шире при виде стоящего над ванной и пялящегося на меня мужчины.
Глава 14
Я скрещиваю руки на груди и сажусь, бурча:
– Не терпелось меня увидеть?
Данте двигает челюстью из стороны в сторону, словно перемалывает грецкие орехи вместе со скорлупой.
– Я велел не оставлять тебя одну.
– Может, тебе и нравится купаться при свидетелях, но не мне.
– Выходи.
– Ты первый.
Он садится на корточки и хватается длинными пальцами за край медной ванны.
– Эгоистичная девчонка! Даже не думаешь о своем морячке. Брамбилла, принеси мне…
– Нет! – Проверив, закрыта ли дверь, я вскакиваю на ноги. Мне противно обнажаться перед этим фейри почти так же сильно, как подчиняться его приказам, тем не менее я подчиняюсь. Он закрывает мне проход к подставке с полотенцами, и я киваю на нее. – Ваше Величество, будьте любезны, подайте полотенце?
От слащавого тона моего голоса его и без того раздраженное выражение лица твердеет. Данте хватает полотенце, но не кидает мне, а просто держит, вцепившись в выцветшую серую махровую ткань.
Я тянусь к нему, но он отдергивает руку.
– Данте, прошу.
– Ты моя жена.
Я скрещиваю руки и хмурюсь.
– По закону Люче – нет.
– С каких пор тебя волнуют законы Люче?
С этих самых пор.
Взгляд короля скользит по моему обнаженному телу. Не впервой Данте видеть меня без одежды, однако, в отличие от того дня на острове Бараков, сейчас его взгляд воспринимается как насилие. Насилие, которое подкрепляет мою решимость вонзить в его шею его же шпоры.
– Если тебе так важно, я попрошу Юстуса найти нам священника, чтобы…
– Ты прав. Мне глубоко плевать на лючинские законы. – Тон моего голоса настолько жесткий, что его глаза вновь впиваются в мои. – Полотенце, Маэцца.