На Петровну не обращали внимания. Она тихонько сидела на скамейке, и никто даже не заметил, когда она встала и когда ушла.
Под вечер Ираида послала Семена к Долговым спросить, скоро ли они поедут домой, чтобы знать, собираться ли самим или еще есть время покопаться по хозяйству. Выйдя за ворота, Семен увидел на пеньке остатки белой булочки, которую клевали воробьи и дикие лесные голуби…
Анатолий в своем дворе чистил машину.
Семен сел на низкую желтую, выжженную бензином траву, закурил и стал глядеть, как сосед с ласковой осторожностью протирает ветошью бок машины, — он водил рукой, словно под ней было не мертвое железо, а чуткая кожа живого существа.
— Ты чего сегодня такой? — покосился Анатолий.
— Какой? — спросил Семен.
— Кислый.
— А с чего быть сладким? С каких радостей?
Долгов пожал плечами.
— Не знаю. Но, по-моему, у тебя все нормально.
— Нормально… — поморщился Семен. — Было когда-то нормально. Слышь, Анатолий, — позвал он тихим голосом. — Ты как спишь? Спокойно?
Анатолий до этого стоял к нему боком, как бы деля себя между соседом и машиной, но тут повернулся к Семену, внимательно на него посмотрел темными своими глазами, в которых словно что-то приоткрывалось из-за шторочек, какая-то тревога.
— В каком смысле? — спросил он спокойно, но заметно было, как напряглось его лицо и затвердели губы.
— В обычном. Ночью-то как спишь? Не ворочаешься? Душа у тебя спокойная? Не будит тебя?
Анатолий помял ветошь, перекладывая ее из одной руки в другую, осторожно положил на крышу машины и так же осторожно, словно боясь что-то расплескать в себе, опустился перед Семеном на корточки.
— А с чего она должна быть у меня неспокойная? — спросил он, пристально заглядывая в задумчивые глаза Семена.
— Не с чего разве?
— Да будто бы особо-то не с чего, — проговорил Анатолий, пытаясь что-то разглядеть в Семене.
— Завидую я тебе, — вздохнул Семен. — А вот мне нехорошо что-то. Душа у меня не на месте… Днем-то терпеть можно. Все время на людях, работаешь, разговариваешь с кем-нибудь — вроде как отвлекаешься… Будто всем этим душу прикрываешь. А ночью — нет… — он покачал головой. — Ночью никуда не денешься. Как разденешься, и душа как бы тоже голая становится, ничем не прикрытая. И начинается… разное…
— Что начинается?
— Ну как что? Думы разные. Видения. Глаза закрою, а все равно вижу. Сразу и дядю Гошу вижу, и как мы с тобой доски с завода вывозили — тоже вижу. Веришь, каждую ночь вижу… — Семен вымученно усмехнулся. — Я уж столько этих досок навывозил, что не только дом — деревню можно построить… Прямо хоть спать не ложись. Целый день работаю, как проклятый, и вечер стараюсь прихватить, чтоб устать посильнее да чтобы заснуть сразу. Всяко уж пробовал… — Он посмотрел на соседа: не смеется ли? Тот не смеялся, наоборот, был задумчив.
— А одетым спать ты не пробовал?
— Одетым жена в постель не пустит, — опять через силу улыбнулся Семен.
— Да-а, тяжелый случай, — деревянным голосом сказал Анатолий. — Выходит, большого я дурака свалял. Знал бы, что ты такой кисель, сроду бы не связался с тобой. — Он насмешливо хмыкнул. — Душа у него болит… А ты как хотел? Дом отгрохать и чистеньким остаться? Так, что ли? Нет, дорогуша, так не бывает. За все надо платить. Даром ничего не дается.
— Так я не говорю, что мне даром надо, — возразил Семен. — Да только шибко дорого выходит.
— А дешевле не выйдет, — жестко сказал Анатолий. — Это ведь дом. Понимаешь ты? До-ом… — протянул он длинно, чтобы сосед прислушался к звучанию слова и получше осознал, что за ним скрывается. — Я тоже ведь так строил. То досок привезу втихаря, то шиферу, то еще чего-нибудь. У меня душа болела, как ты думаешь? Болела?
— Не знаю…
— Не знает он… У меня ведь тоже душа не железная. Думаешь, не боялся? Боялся… Попадаться никому неохота.
— Да я не про то, — перебил Семен. — Страх проходит. Привез доски, никто не видел — и все. Бояться больше нечего… Совестно — вот беда. Сколько уж времени прошло, а это не проходит. Я за это время, если хочешь знать, душой убыл.
— Душой, говоришь, убыл? — переспросил Анатолий. — Ну так что?.. Верю. Сам через это прошел. Совесть, она у всех есть. Да только одной-то совестью сыт не будешь. Тебе вот стыдно было доски везти, а ты их вез. Вот дом построил. Душа у тебя болит, а дом — вот он. — Анатолий простер руку. — Дом стоит. А душой ты маленько убыл. Все правильно. И из-за дяди Гоши маленько убыл, и из-за насоса. Понял, как получается? А иначе не бывает.
— Так можно совсем без души остаться, — вздохнул Семен.