Глядя в сторону, Долгов снисходительно улыбался. Так улыбаются взрослые — терпеливо и снисходительно, слушая невразумительный лепет ребенка. Семен заметил это и насупился.
— Тебе-то, видно, не скучно?
— Мне — нет. Я делом занимаюсь. На болтовню время не трачу, — с легким раздражением сказал Анатолий. — И тебе советую побольше делать.
— Тебе хорошо. Завидую. У тебя душа к вещам повернута, и ничего тебе не надо…
— А у тебя к чему повернута? — быстро обернулся Анатолий. — Ты мне уже полчаса мелешь какую-то чушь, а я слушаю и в толк не возьму: какого тебе еще черта надо? Ты хоть сам-то знаешь, чего хочешь? Ты толком высказать можешь?
Семен не обиделся, а неожиданно легко рассмеялся.
— Слышь, Анатолий… Я вот как-то видел: выпал воробьишко из гнезда. Маленький еще совсем, голопузый, перышки только-только пробиваются. И вот лежит он на земле… Голые крылышки вздрагивают, полететь хочет — и не может… Вот так и я. Знаю ведь, — Семен приложил руку к груди, — есть во мне что-то такое, есть, вздрагивает внутри. А полететь не могу. Крылья не отросли…
Анатолий нарочито зевнул в сторону и поднялся, разминая затекшие ноги.
— Отрастут, — насмешливо пообещал он. — Полетаешь.
— Ничего ты не понял, — выдохнул Семен с досадой.
— Где уж мне понять. Мы люди простые. От земли не желаем отрываться. А ты еще налетаешься. Это я тебе точно говорю… Иди лучше скажи жене, чтобы собиралась. Ехать надо. Хватит болтать.
Семен тоже поднялся. Он чувствовал в себе еще что-то невысказанное, оно держало его на месте. Но что толку говорить, если слова его неясные и обходят соседа стороной…
— А все равно, — сказал Семен с вызовом. — Когда-нибудь люди не так будут жить, по-другому.
— Ну-ну… Поживем — увидим, — бросил Анатолий. Шторочки на его до этого затененных глазах на миг приоткрылись, и Семена обожгла такая ледяная усмешка, что слова, которые он хотел высказать, не родившись, заглохли.
7
Ехал в Залесиху Семен один. Игорек был в деревне — он безвылазно проводил там каникулы. Ираида отправилась с Долговыми на базу, потому что ей сообщили: поступило как раз то, что заказывала, — импортный мебельный гарнитур. Она даже домой не зашла, позвонила Семену с работы: езжай, мол, без меня. Вот он и ехал в одиночестве, размышляя, что хоть бы уж достала сегодня Ираида Долговым обещанное, хоть этот груз стряхнуть с плеч…
Миновав станцию, Семен углубился в лес, прошагал до первого поворота и вдруг изумленно остановился: прямо перед ним на мягкой, устеленной прошлогодней хвоей проселочной дороге начиналась ровная белая полоса, которая уходила далеко вперед и терялась за другим поворотом. Сначала он даже не понял, что это такое, но потом при гляделся внимательнее и покачал головой. Это были поленья. Обычные березовые поленья, уложенные впритык одно к другому. Тянулась необычная колея, резко и странно выделяясь на земле, в сторону деревни.
Семен постоял, гадая, откуда здесь могли взяться поленья в таком необычном порядке. Похоже было, что кто-то их аккуратно разложил одно за другим. Зачем? Для какой надобности?
Привела эта странная колея в Залесиху, к разобранной поленнице, возле которой громко матерился Кузьма: стояли тут и любопытные соседи, пришедшие взглянуть на чудо: у мужика на станцию дрова сбежали! Одни посмеивались, другие хоть и сочувствовали, но тоже не могли сдержать улыбки.
Остановился и Семен, чтобы узнать, в чем дело. Но толпившиеся тут люди и на него стали глазеть как на чудо, отчего-то расступались перед ним, и у Семена от неясного еще предчувствия сжалось сердце.
— Я знаю, туды вашу, кто это сделал! — кричал Кузьма, показывая пальцем на Семена. — Это твои архаровцы сделали, так их перетак!
— Какие мои архаровцы? — опешил Семен. — Ты о чем, Кузьма, говоришь-то? Игорек, что ли?
— Там, окромя твоего Игорька, целая шайка крутилась. Всю ночь по деревне шастали, змеи! У одних огурцы с грядок вместе с ботвой вырвали и бросили. У других забор повалили, стекла выбили. А у меня дрова вон растащили. Ну не змеи ли? Сроду у нас в деревне такого не было, сколь живу. А теперь хоть сиди ночью с ружьем да карауль! Ить это подумать надо!
— Правда, правда, Кузьма, — качали головами соседи — старики и старухи. — Уж вечером со двора боязно выходить. Того и гляди, либо разденут, либо ишо че-нибудь сотворят.
У Семена под рубашкой прошел озноб.
— Подожди, Кузьма, — попросил он. — Подожди. Так это точно, что Игорек? В нашем дворе еще кто-нибудь был, кроме него?