— Орали благим матом.
— Мы уж и выйти боялись, — наперебой заговорили соседи Кузьмы. — У тебя они орали, Семен. У тебя на горке.
— Это че же делается-то? — не мог успокоиться Кузьма. — Ладно, если бы твой Игорек не знал меня… А то ведь знает, а все равно напакостил. Даже вон собака, — показал он пальцем на крутившегося возле людей пса, — если кого знает, не кинется. А он?
— Ладно, Кузьма, — сказал Семен придавленным голосом. — Сейчас мы разберемся… — И скоро пошагал к себе на гору, так что песок брызнул из-под сапог.
«Только — спокойно. Без нервов», — твердил он себе по дороге домой, хотя его всего трясло. Ведь какой позор принял! Сроду ему никто плохого слова не сказал, и — на тебе!
Залетел во двор, заполошно поискал глазами сына. Ему казалось, едва он войдет во двор, как сразу увидит что-то особенное, непривычное, имеющее отношение к ночному происшествию. Но во дворе был обычный порядок, и Семен даже заколебался: может, люди перепутали, не на того показали?
Игорька во дворе не оказалось. Семен шагнул к избе. Дверь была распахнута. Он вошел — и на влажном еще полу остались следы сапог. Недавно, значит, пол мыли. Не высох даже. Это Семен отметил сразу, и это его насторожило. Следы замывал. Ладно…
Игорек, развалясь на кровати, бренчал на гитаре. Увидев отца, приподнялся, сунул гитару к стене, как бы заслонил ее робою, и это тоже не укрылось от глаз Семена, который в любой мелочи сейчас искал значение.
— Ну, здравствуй, сын, — сказал Семен, пытливо озираясь.
— Здравствуй, — отозвался Игорек, уже сидя на кровати. — Ты чего, отец, такой? Что-нибудь случилось?
— Случилось, — затаенно сказал Семен.
Игорек поднялся с кровати, стоял, переминаясь с ноги на ногу.
— А что случилось? — он старался говорить спокойно, но в голосе его чувствовалась напряженность.
— Это мы сейчас выясним… — Семен сел за стол, показал пальцем на свободный табурет. — Садись!
Настороженно косясь на отца, Игорек присел на край табурета, словно был не дома, а в гостях.
Семен помедлил, не зная, с чего начать. Мысли путались, и он никак не мог привести их в порядок. И вдруг, озлобясь на самого себя, он стукнул что было силы кулаком по столу.
— Кто тут был ночью? Говори!
— Ты о чем, отец? — Игорек скорчил недоуменную гримасу.
— Я спрашиваю, кто у тебя был ночью! — шершавым, срывающимся голосом произнес Семен. — Что у тебя были за люди?
— Да никого не было. Ты с чего взял?
— Значит, никого не было? — Семен поднялся, отшвырнул пинком табурет, что-то поискал глазами. Что — он и сам не знал, только чувствовал, как тяжелеет голова и темнеет в глазах. — Значит, никого не было? — повторил он еще раз и увидел в углу моток толстой веревки, на которой они поднимали на крышу инструменты и всякую мелочь, которая могла понадобиться наверху. Он шагнул к веревке, понимая, что искал именно ее.
— Ну? — произнес он жестко, оборачиваясь к сыну и с готовностью опуская руку вниз, к веревке.
— Были… ребята… — понурившись, выдавил Игорек.
— Ладно, — Семен подошел к столу, поднял табурет и сел. — А теперь давай поговорим. Мы с тобой одни, мешать нам некому. Давно-о я собирался с тобой вот так поговорить. И вот выбралось времечко… — Он судорожно перевел дух, успокаиваясь. — Ну вот, Игорек… — Семен сощурился, глядя на сына снизу вверх. — Игорек… — проговорил он с издевкой. — Какой ты Игорек! Вон какой здоровый лоб вымахал. Бриться скоро будешь. Говоришь басом, как мужик. Пятнадцать лет тебе. С девками скоро гулять будешь. А может, уже гуляешь, а?
— Я на такие вопросы не отвечаю, — отвернувшись, проговорил сын. Он, видимо, понял, что главная опасность прошла, отец остыл. Теперь он, судя по всему, примеривается читать нравоучения. А потому Игорек мог себе позволить и такую вольность, как грубоватый ответ. Тем более, причина была.
— Моло-де-ец… — протянул отец насмешливо. — Грамотный стал. Отвечать научился. Ты мне вот что скажи. Давно я этим интересуюсь, да все никак ответ не выужу. Кем ты собираешься стать?
Игорек хмыкнул и увел глаза.
У Семена под сердцем ворохнулось раздражение. Он и раньше пытался поговорить с сыном, но всегда натыкался на такую вот ухмылку, которая сбивала его с толку. Вот и на этот раз Игорек недоступно ухмыльнулся, скосив в сторону глаза, но Семен не дал себе разозлиться раньше времени, придержал хлынувшее изнутри раздражение, с интересом глядел на сына, стараясь увидеть и понять то, что проглядел раньше.
Вот стоит перед ним сын. Родной, плоть от плоти, а до чего чужой, неблизкий. Даже видом своим — чужой. Куртка короткая напялена, детская — не детская… Штаны в обтяжку с яркой нашивкой на боку… Эти космы… Сын — не сын, морду в сторону воротит.