— А если и он — поворот от ворот? Тогда как?
— Ну и не надо. — Кузьма широко махнул рукой. — Пойду к другим мужикам. Вас ведь тут много. Это я один. А вас — пруд пруди. Успевай только пить. На мой век вашего брата хватит.
— А что, как и другие не дадут? Что, если мы все договоримся? Тогда к кому ты пойдешь?
Кузьма задумался и хитро ухмыльнулся.
— А вы не сговоритесь.
— Почему это?
— Не сговоритесь, и все. Я вас насквозь вижу. Где вам… Ну ладно, пусть вы сговоритесь. Так и так, мол, не подавать Кузьме. А как приспичит, вы потихоньку, друг от друга тайком, ко мне и ходить станете. Друг от друга таиться будете, а придете. Да эдак вечерком, чтоб никто не видал. — Кузьма торжествующе засмеялся. — Да ты, Натолий, первый ко мне придешь. Никуда не денешься. Так-то вот, Натолий. Ты бы лучше мне не перечил. Молчал бы уж…
— Что с ним говорить, с пьяным, — сказал Анатолий внезапно легким голосом, снимая напряжение с лица. — Он всегда так. По пьянке напорет всякой ерунды, а проспится — и снова человек. — И посмотрел на Кузьму уже новыми глазами. Не злыми, а сочувствующими, как глядят на больного. — Ну, хватит выступать, Кузьма! Хватит. Иди-ка лучше отдыхай.
— А че ты меня гонишь? Сам позвал, а теперь гонишь. Не поглянулась правда-то?
— Я тебя не гоню. Я хочу как лучше. Поди, проспись.
Кузьма до этого дремал стоя, теперь вдруг широко раскрыл свой сизые, влажные глаза и посмотрел на мужиков трезво, даже качаться перестал.
— А жердей-то я тебе, Натолий, не дам, — сказал он и радостно рассмеялся. — Не дам, и все. Не желаю!
— Ладно, ладно. Завтра поговорим, — уговаривал его Анатолий и, подойдя вплотную, стал поворачивать лицом к воротам. Но Кузьма запротивился, в сердцах отбросил его руку.
— Не дам, хоть убей — не дам жердей, — говорил он, наслаждаясь своими словами, и вдруг, отступив на шаг, сказал: — А слышь, Натолий… Вот ежели разрешишь раз в морду сунуть, то привезу. Полную телегу. Хоть, а?
Анатолий внимательно посмотрел, но ничего не сказал, как будто смысл предложенного не дошел до него.
— Дай, Натолий, раз в морду суну. Я не больно. Суну раз, и все. Если хошь, две телеги привезу. Плевал я на лесника. Ему ниче не дам, а тебе привезу. Не обману. Вот он свидетель будет, — ткнул пальцем в Семена.
Анатолий беспомощно оглядывался по сторонам.
— Иди-иди, Кузьма, — свистящим шепотом произнес Анатолий. Он, казалось, давился своими словами. — Ты меня из терпения выведешь. Налил шары да и бродишь по дворам.
— Я не брожу, — качал головой Кузьма. — Ты меня сам позвал. Сам. Жердей попросить. Ты просто так не позовешь. Я тебя знаю… Дак слышь, Натолий, дай суну в морду-то. А ежели ты его стыдишься, — он опять кивнул на Семена, — то пущай отвернется…
Кузьма подступил к Анатолию, покачиваясь, готовился к чему-то и вдруг выбросил руку, пытаясь достать лицо Долгова, но тот поймал руку, дернул с силой, и Кузьма, потеряв равновесие, свалился в жухлую траву.
— Ты гляди… что делает… гад… — хрипел Анатолий, толчками выплевывая слова. Руки его дрожали.
Кузьма между тем поднялся, утер лицо рукавом пиджака и, улыбнувшись разбитыми губами, снова качнулся вперед, целя измазанным землей кулаком в лицо. Но не попал опять, потому что Анатолий вовремя увернулся, и снова Кузьма неловко ткнулся головой в траву.
— Сами виноваты, сами… Дали волю… Повадили, — судорожно хрипел Анатолий, цепко наблюдая прищуренными глазами, как ворочается Кузьма на желтой, изъеденной бензином траве, пытаясь встать. И едва Кузьма оторвался от земли, еще только покачивался на согнутых коленях, как Анатолий метнулся к нему и с остервенением, вкладывая долго сдерживаемую и наконец прорвавшуюся злость, толкнул Кузьму в спину, после чего насел на него сверху, не давая подняться.
Оцепенев от неожиданности. Семен глядел на барахтающихся мужиков. Он видел то скрюченные пальцы Кузьмы, выдирающие траву с корнями, то еще больше покрасневшее, будто спекшееся лицо Анатолия. Анатолий хватал руки Кузьмы, стараясь завернуть их за спину. Кузьма изворачивался, норовил достать противника кирзовым пыльным сапогом, пнуть его к живот, но не мог и стонал от бессилия. По его небритым щекам, размазывая грязь, катились слезы.
— Держи ноги! — крикнул Семену Долгов.
Семен не двигался.
— Бери за ноги, понесем к телеге! — снова крикнул Долгов. — Ну чего стоишь как столб? Кому говорю!
— Запалю… — тихо и жестко выговорил Кузьма, глотая слезы и давясь ими. — Запалю…
— Давай, берись. Быстро! Не видишь, он уже болтает бог знает что? Для него же лучше будет. Ну? — кричал Анатолий с побелевшими глазами. Семен наклонился, поймал пыльный сапог Кузьмы, но тот дрыгнул ногой и едва не угодил ему в лицо. Тогда Семен упал на ноги Кузьмы, подмял их под себя, и тот обмяк.