— Все ты знаешь, Алексей Петрович! — кричала Колобихина. — Не прибедняйся! Просто слабо было тебе отказаться от лишней копейки! Ему приказали, он и рад. Глаза копейкой застило!
— Ты, теть Нина, не шуми, — баском сказал Сашка. — Оскорблять тебе никто не позволит.
— Ух ты какой! — удивилась Колобихина. — Еще опериться не успел, а туда же. Не позволит он. А чего ж ты позволил отцу землю уродовать? Ты не знал, что нельзя ее пахать?
Евдокия повернулась к Сашке:
— Это Мертвое поле. На него нет плана. Постников сначала нам предложил, мы отказались. А твой отец клюнул на это дело. Не отказался. Захотел неплановым хлебушком разжиться. А что земля погибнет — ему плевать. Нехорошему тебя отец учит.
Брагин молчал, гоняя желваки по скулам, разглядывал помятый капот, скреб ногтем царапины. Егор с Колькой Цыганковым тоже молчали, ждали, что прикажет звеньевой.
— Ну, в общем, сделаем так… — ни на кого не глядя, проговорил Брагин. — Я сейчас еду в правление. Доложу председателю, и пусть разбираются. Пускай начальство поглядит, что вы сделали с новой техникой… Пускай комиссию собирают.
— Давай езжай, — сказала Евдокия. — Мы здесь подождем. Пока тракторы не уберете со взгорья, никуда не уйдем.
Брагин полез в кабину. Умостился на сиденье, глянул на стоящих без движения Сашку, Егора, Кольку.
— Ждите, я скоро вернусь!
Он очень волновался, Брагин. Иначе не полез бы в кабину, не запустив двигатель. Махнул Цыганкову рукой, и тот рванул ручку пускача, завел трактор.
Брагин попятил трактор назад, со скрежетом отцепляясь от машины Валентины, развернулся на одной гусенице, взбуровив круг земли, и покатил к Налобихе, на ходу поднимая плуги.
Евдокия сказала оставшимся брагинцам:
— Вот что, мужики. Отгоните свои тракторы вон туда, вниз. Нечего тут маячить. Пахать все равно не придется.
Сашка пожал плечами, ничего не ответил. Отвернулся. Все-таки ему, наверное, было не по себе. Колька Цыганков сделал вид, что к нему это не относится. Егор же медленно прогудел:
— А это как нам Алексей скажет. Будем пахать, не будем пахать, не знаю. Алексей велел тут ждать.
— Ну бог с вами, ждите, — махнула рукой Евдокия.
Мужики постояли, взяли из кабин телогрейки и пошли вниз, где ветер был потише. Там и легли на телогрейки.
— Пошли-и… — пропела им вслед Колобихина, а когда мужики прилегли, озабоченно взглянула на подругу: — Чо ж теперь будет-то, Дуся? Вальке нагореть может. Это надо ж, какая отчаянная. Наскочила на Брагина. Я б побоялась…
— Ничего ей не будет. Скажу, сама ей так наказала.
— А тебе?
— Мне? Не знаю. Да разве в этом дело, Нинша? Мы ведь правильно сделали, что не дали пахать Мертвое поле? Сама как считаешь, правильно или нет?
— Правильно-то правильно… — вздохнула Нинша.
— Ну и все. Не дали уродовать землю, а остальное — ерунда. Попадет, не попадет — не в этом дело. Иначе Брагина и не остановить. Да и где наша не пропадала! Ой, — вдруг спохватилась она, — сколько времени потеряли из-за этих охламонов. Солнышко уж вон где! Вот что, Нинша, вы гоните тракторы на свои загонки, ставьте их там и ступайте отдыхать. А я еще тут… — и пошла к Валентининому трактору.
Та сидела в кабине растерянная, лицо — в красных пятнах.
— Ну, чего распереживалась?! — добродушно прикрикнула на нее Евдокия. — Ты все правильно сделала. Так их, чертей! И не шибко беспокойся. В случае чего, скажу, что сама тебе велела.
— А мне защитники не нужны, — расцепила Валентина спекшиеся губы. — Сама сделала, сама и отвечу.
— Когда придется отвечать — все ответим. Дело общее, — глухо сказала Евдокия. — А теперь поезжай вниз, на свою загонку. Ставь трактор и иди отдыхай. Сегодня, наверно, позже начнем вторую смену.
Валентина молча вылезла из машины, стала возиться с пускачом. Капот спереди был погнут, исцарапан. Она с жалостью его оглядывала. Потом завела двигатель, и скоро трактор побежал вниз.
«Ну и язва, — подумала Евдокия. — Язва, а смелая…»
Колобихина стояла рядом, глядела вслед пылящему оранжевому трактору, а свой заводить не спешила.
— А ты чего ждешь? — спросила ее Евдокия.
— Я с тобой останусь.
— Не дури, Нинша. Сегодня еще мантулить да мантулить. Без отдыха чего ты наработаешь?
— А-а, не впервой.
— Гляди сама… — махнула рукой и только сейчас поняла, как устала. Сил не было уговаривать.
Внизу, у подножия склона, поднимался жиденький дымок.
— Костер жгут, — сказала Колобихина.
— Надо и нам отдохнуть. Да и колотит всю…
Они зашли на подветренную сторону трактора и, подстелив телогрейки, легли. Пахло полынью и нагретой землей, и так хорошо лежать, глядя в синее небо. Лежать и ни о чем не думать и чувствовать, как медленно, капля по капле, возвращаются силы, будто из земли идут. И еще подумалось Евдокии, что будущей весной вспомнит, как лежала она на теплой земле, глядя в небо. Останется в ней ощущение тишины и покоя.