Подошел Степан. Ни о чем не спросив жену, даже не взглянув на нее, стал оглядывать мотор, облокотившись на капот.
— Как думаешь, что с ним? — спросила Евдокия, почти догадываясь, какая произошла поломка.
Степан пожал плечами:
— Разберем — узнаем…
Полез под сиденье, вытащил оттуда гремящий ящик с инструментами, положил на траву и закурил, не сводя глаз с двигателя, как бы прицеливаясь, с чего начать. Торопливо затянулся несколько раз, затоптал окурок и нетерпеливо шагнул к мотору.
Евдокия стояла тут же, ждала. И пока Степан отворачивал гайки, ловила каждый его взгляд, подавала ему то один ключ, то другой, хотя он ничего не просил. Сама угадывала, что ему надо, понимая: главный сейчас тут — Степан, и лишь от него зависит, оживет ее трактор или нет.
Солнце ушло за высокий яр берега, отстрадовав свое время, когда Степан добрался до дымящегося, маслянисто отсвечивающего нутра двигателя. При блеклом свете карманного фонаря Степан рассмотрел то, ради чего разбирал двигатель, и так сумрачно присвистнул, что у Евдокии, выглядывающей из-за спины мужа, обреченно сжалось сердце.
— Шатун порвало, — выдохнул он наконец.
Степан держал в руках еще теплый, в парящей солярке, поршень с обломленным шатуном, где на сломе, ничем не испачканном, сахарно поблескивала крупитчатая структура лопнувшего металла. Держал и как бы взвешивал его, соображая, что с ним делать дальше. Но ничего не придумал, бросил его к инструментальному ящику и стал вытирать руки о траву.
Евдокия проследила взглядом, как падал шатун, как звякнул об угол ящика, подняла на Степана глаза:
— Что будем делать?
— Не знаю. Запасного шатуна у меня нету.
— Надо съездить в мастерскую, — тихо сказала она.
— Днем надо ремонтировать. Чего я в потемках-то увижу? Может, задиры в гильзе.
— Надо сейчас съездить. Утром трактор должен работать.
Степан усмехнулся:
— Ну, если по щучьему велению…
— Да нет, не по щучьему. Ремонтировать надо. Возьми коня, да и трогай. Я тебе помогать буду. Ну, Степан?
— На ночь-то глядя?
— Ну, давай я сама съезжу. А? Надо, Степан. Пойми. Очень тебя прошу. Первый раз, может, так прошу…
Мягкий, просительный тон жены удивил его. Степан заколебался, не в силах отказать. Стала бы требовать — уперся бы, и делу конец. А когда по-человечески — отказать язык не поворачивался.
— Дак съездить-то можно. Только когда я обернусь? Мастерские заперты. Это к Ивану Ивановичу надо идти, будить…
— А ты поспеши, Степанушка, я подожду.
Степан раздумчиво поскреб в затылке и побрел искать коня к прибрежному тальнику, уже растушеванному сумерками. Затих шелест травы под его сапогами.
Подошла Колобихина от костра. Со света она долго всматривалась в подругу.
— Ну ты чо, поломалась?
— Поломалась, Нинша, — вздохнула Евдокия. — Шатун порвало. Вот послала Степана к Коржову. Привезет — начнем ремонтировать. До утра надо успеть.
Колобихина всплеснула руками.
— Да ты в уме? Ночью мужика в деревню отправила.
— Шатун-то нужен…
— Да ты куда так торопишься-то? Неужто дня бы не хватило? Ну ты даешь… Он ведь не поужинал даже. О-о, какая ты есть-то!
— Я даже и не подумала об этом, — искренне проговорила Евдокия и застыдилась, только теперь сообразив, как нехорошо сделала. Пристала к мужу: иди, и все. Он голодный и ушел. Как он будет впотьмах добираться? Дорога-то возле обрыва. Не дай бог конь испугается или еще что. Ночь есть ночь. И что за морочь на нее нашла? Хоть беги догоняй. Правда что, совсем без ума стала.
— Трактор она пожалела, — укоризненно говорила Колобихина, качая головой, — а живого человека ей не жалко Твой ведь он мужик, не чужой. Ох и бабы пошли… бьют нас, да мало. Чего стоишь, как неживая? Покличь его, пускай хоть ухи похлебает. Тоже ведь цельную смену пластался, не на травке разлеживался.
— Ой и правда, Нинша, надо позвать. Совсем ума решилась… — Евдокия сложила ладони рупором. — Степан! — крикнула она в сторону темных зарослей тальника. Помолчала, прислушалась — никто не отозвался. Повернулась к нависшему над лугами береговому взгорью: — Степа-а-ан! Степа-а-а!
— Так он уехал, теть Дусь, — сказала подошедшая на голос Галка. — На коне уехал. Я видела.
— Эх, Дуська, Дуська, — вздохнула Колобихина. — Сердце у тебя мохом обросло, закаменело… Ладно, пошли к костру. Ужинать зовут.
Но Евдокия не двигалась, ждала. Боялась, что Степан отзовется, а она не услышит. И Колобихина, подхватив Евдокию за рукав, потащила за собой.