— Значит, до свиданья! Только наверняка!
Он смотрел, как девушка поспешно взбегает на крыльцо. А она, прежде чем взяться за ручку двери, оглянулась: смотрит! Улыбнулась — и в этой улыбке отразилась вся ее душа, взбудораженная необычайными чувствами, от которых сердце бьется, как никогда еще не билось. Что-то невыразимо милое, сладостное облило Катицу — даже голова закружилась…
В дом вошла сама не помнит как. Лицо горит, глаза светятся, сердце стучит, бешеное. Счастье, что Антица ничего не заметила.
Антица спала. От стука входной двери вскочила, со сна глаза протирает: что за гость в такой неурочный час?
Катица смущенно озирает просторную комнату. Огромная супружеская кровать, с которой вскочила Антица, заполнена ребятней. Из-под простыни — а летом и под простыней-то жарко невмоготу, — виднеются курчавые головенки детишек, сморенных сном и жарой; личики у них красные, потные… В колыбельке, прикрытой кисеей от мух, спит младший. В комнате беспорядок — как всегда там, где много детей.
Очнувшись несколько, Антица разахалась. Едва осведомилась о здоровье родственников, как уже свела речь на предмет неисчерпаемый: на детей. Такие новоиспеченные мамаши воображают, что то, чем наполнена их душа, интересует всех. За несколько минут Катица узнала, сколько зубиков прорезалось у маленького Зорзето, на каком месяце пошел маленький Николето, когда она начнет отлучать от груди Аннету…
Как взбудоражились Дольчины, когда Антица, девушка бедная, выходила за господина Нико Рогача! Тогда и он, правда, был еще небогат, однако всякий мог предвидеть, что такой человек обязательно разбогатеет. За несколько лет он поднялся, завел торговлю, неутомимо странствуя по Далмации. И сейчас у него — дом, виноградники, цветущее торговое дело, да еще три люгера и, по слухам, немалый капиталец в банке. Как завидовали Антице дольчинские барышни! Когда Катица пришла к ней в гости впервые после свадьбы, не могла надивиться на полированную мебель, заказанную в самом Триесте: большой шифоньер, умывальник с зеркалом, ручники с вышитой надписью «Доброе утро!», огромная кровать… Глаз не могла оторвать от часов, в которых время отзванивали кузнецы по наковальне. Вообще все здесь говорило Катице о чем-то невиданном, благородном, и, мечтая о будущем, она желала одного: чтоб встретилось ей такое же счастье.
А сегодня? Все здесь кажется Катице очень будничным; время вымело волшебство новизны из этого дома. И беспорядок в комнате коробит… Катица почувствовала облегчение, когда двоюродная сестра увела ее в парадную комнату. Правда, заметно, что и здесь бывают детишки: стулья сдвинуты в один угол, на середину выкатилось кресло на колесиках; занавески подняты, чтоб дети не порвали… «Нет, так жить я бы не хотела!» — думает Катица. И как только может бедняжка Антица! До чего опустилась! Нет, не привлекает Катицу благосостояние, богатство — смотрите, его и следа не видно, ни в доме, ни по самой Антице. Какой прок от богатства, коли его никто не видит? Даже вон причесаться бедной некогда…
Нет. Для себя Катица представляет иной удел, иное будущее. Все у нее будет светлым, прекрасным, ослепительным. Ни на чем не должен лежать оттенок обыденности, простоты… Она отошла к окну, сквозь щели жалюзи выглянула к причалу. «Мотылек» все еще порхает по морской глади, слегка накренившись под ветром. Там, у руля, сидит Дубчич. Голову склонил — задумался, видно. Над чем? Что означали его слова, странное выражение глаз? И что такого важного хочет он ей сказать, что готов ради этого ждать хоть до утра? Тяжелый вздох вырвался из стесненной груди — и тяжкая забота будто оковами сдавила девушку.
Отвернулась от окна; Антица поспешно собирает разбросанную одежду — со стола, с кушетки, — расставляет стулья; все здесь чужое Катице, непонятное, и спрашивает она себя: да я-то тут зачем? Двоюродная сестра сегодня тоже какая-то странная, чужая. Катице и говорить-то с ней не о чем. Побледнела Антица, увяли розы на ее щеках, вокруг глаз намечаются морщинки. И очи, некогда огневые очи Антицы, утратили чудный блеск. Волосы, которыми она когда-то гордилась, сегодня скорее мешают ей, висят неряшливым пучком на затылке…
— Смотришь, какая я стала! — со смехом воскликнула Антица, приподнимая этот пучок. — Смотри, смотри, милая. Такой и ты станешь, как дети тебя облепят.
Катица заставила себя улыбнуться. Весь облик этой неухоженной женщины, которая в девичестве верховодила молодежью, неприятен ей своей будничностью. «Как может она быть такой, господи! Неужели не подстегивает ее страх, что от нее, такой, муж сбежит…»