Откровенность Нико, то, как дельно он все обдумал и взвесил, поразили Катицу. Да, нет в нем ни фальши, ни задних мыслей — все так просто и ясно. И препятствий-то настоящих нет! Загадка решена, легко, играючи. Грешно еще чего-то опасаться, оскорбительно — не верить ему. Нет, не имеет она права так унижать его: он ведет себя с ней честно, безукоризненно.
— Дай же ты мне уверенность, — шепчет Нико, вплотную подойдя к девушке, — дай уверенность, что любишь и будешь любить — остальное моя забота. Я докажу тебе, что введу тебя в дом Дубчичей… В конце-то концов, что тут такого? Мой отец в детстве тоже ходил в тежацких постолах — стало быть, я просто возвращаюсь к корням, от которых сам пошел…
Удивительно ли, что Катица с восторгом впитывает его слова, дышащие уверенностью и искренностью? Новый мир раскрывается перед ней, мир чудесных садов, мир, о котором она столько грезила, где все так светло, прекрасно, где нет ни теней, ни подводных камней. Душа ее пьет слова Нико, как сухая земля — росу небесную. И когда Катица снова ощутила на плече теплую руку, когда ожгло ее горячее дыхание — она уже не отстранилась. Склонила голову ему на грудь, засматривая, однако, в лицо — нет ли на нем отблеска торжества? Но нет — одно только светится на этом лице, одно лишь сияние любви, — и вот сияние это входит и к ней в сердце…
— Словами не скажешь, душа моя, как я тебя люблю и буду любить…
И он осыпает поцелуями губы ее, пылающее лицо.
— Ах, шьор Нико, ради бога! — вскричала Катица, несколько опомнившись. — Все-таки это не так легко! Наши родители… Никогда нам не быть вместе, никогда!
— Не бойся, — утешает он ее поцелуями.
Тогда, в необузданной радости, кинулась она ему на грудь. Вся душа ее купается в торжестве. Победила! Вырвалась из обыденности, взлетела над нуждой, над пороком, скукой… Достигла, чего требовала душа, о чем снились сны…
— Я верю вам, верю… Как отцу верю, больше, чем отцу!
— И не раскаешься, любимая, — клянусь!
Солнце уже низко спустилось к горам. Приморская Планина горела в закатном зареве, словно охваченная пожаром, когда Нико с Катицей подошли к городу. С моря тянул мистраль, где-то в стороне раздавалась песня пастушки.
Тут они расстались. Катица спустилась в долину под Грабовик, Нико двинулся в город.
Едва переступив порог дома, Катица тотчас вышла снова: не находит себе места. Вышла, загляделась на мир, на который опускались первые тени сумерек. От колодца тянется череда женщин с кувшинами и ведрами, где-то в полях поют хором народную песню, ее протяжные звуки разливаются широко…
После ужина Катица забралась на склон над домом, поросший падубом. Смотрит в ту сторону, где смутно болеет в темноте его большой дом, возвышающийся над кучей прочих домов и хат, словно некий владыка. Из его распахнутых окон глядится в ночь таинственный мрак. Терраса дома высится над городом, подобно гордому бастиону. «Он там, мой Нико!» И чудится Катице, будто видит она мерцающий огонек на террасе. О чем он сейчас думает? Думает ли обо мне? И невольный тяжелый вздох рвется из ее груди, летит туда, где мерцает огонек, где, может быть, сидит он; может, тоже задумался, опустил голову в ладони… Там буду сидеть и я, да, я, первая, выше всех…
— Где же ты пропадала? — спросил Катицу отец, когда она вернулась во двор. — Что поделывала?
И опять слышит она в его голосе отеческую нежность и любовь.
— Ах, батя, как же тут у вас красиво, мило! — отвечает она с таким теплом, что дрогнуло сердце у Мате. — Как хорошо было бы остаться тут, с вами…
Она оперлась на отцово плечо. Жаркая нежность к нему, какой никогда еще не испытывала Катица, рвется из сердца. «Погоди, старый, — думает девушка, переполненная этим новым чувством, — еще будешь гордиться дочерью, подожди только! Будешь показывать на дом Дубчичей — там, мол, хозяйкой моя доченька…» И, в восхищении от этой мысли, она теснее прижимается к его плечу, приникнув горячей своей щекой к его щеке.
— Что ж, дело нетрудное: хочешь — скажи только, и останешься дома. Ты никому не мешаешь, никто тебя не гонит. А как славно мы зажили бы! — зажигается Мате, как всегда, когда подворачивается случай поговорить о семейном счастье, — Нужда нас, слава богу, не давит. Лучше дома в скромности, чем в роскоши, да у чужих… Ой, есть своя красота и радость в нашей жизни, пускай трудной и хлопотной. Мы, тежаки, первое сословие в мире: ни от кого не зависим, только от бога, который дарит солнце и влагу нашей земле, взращивает ее плоды. Оставайся с нами, увидишь — мир воцарится в твоей душе, выветрятся суетные мысли, пустые мечтания…