«Вот чертова баба, до чего дотошная! — думает про себя тежак, опасаясь, как бы кто не угадал его мысли. — Ни один дьявол ее не проведет…»
Временами и в кухне устраивает шьора Анзуля головомойку. Служанки и поденщицы вертятся вокруг огромного очага, над которым висит котел; тут же стоят горшки по колено высотой — в них готовится еда для работников в поле и дома. У служанок, а особенно у поденщиц глубокие карманы, в них легко исчезает и каравай хлеба, и круг сыра или кусище копченого мяса. Но хозяйка мигом замечает, когда у которой-нибудь карман слишком уж оттопыривается. Отпуская их вечером с работы, шьора Анзуля устраивает генеральный смотр, и грешки вылезают на свет божий. После такого смотра городку нашему на целый месяц хватает тем для пересудов. И ничего удивительного: нет ведь у нас ни театра, ни газет.
Но хотя все дрожит перед шьорой Анзулей, она не осуждена на одиночество. Не сыщется, пожалуй, человека, который бы ее ненавидел; напротив, все ее уважают. И когда она по воскресеньям отправляется на малую мессу — на большую ей ходить некогда, большая растягивается часа на два, — ее обступают тежачки, так что к церкви шьора Анзуля подходит, окруженная целой стайкой женщин. И каждая с ней почтительна, каждая рассыпается в комплиментах и похвалах. Шьора Анзуля принимает все это холодно, мирская хвала не волнует ее, хула не страшит. И все же в глубине ее сердца живет сочувствие к «бедным чертям».
Шьора Анзуля прекрасно осведомлена о состоянии собственного хозяйства. Но еще она точно знает, что у кого в горшке варится, кто как хозяйствует, что ест-пьет, что делает. В голове ее не только свои сложные дела, но и дела половины города. Помимо этого она владеет искусством изготовлять отличные пластыри для чирьев, вправлять руки-ноги, когда «жила за жилу заскочит», а если кто заболеет, она посылает капли «od matice i matruna»[29] или розового уксусу, а в серьезных случаях — бутылку крепкого вина, горшочек сытного супа.
Как же найти такой женщине время, чтоб о замужестве подумать?
А между тем шьора Анзуля и сегодня еще хороша, хоть и недалеко ей уже до пятидесяти. В пышной черной прическе ее лишь кое-где светится седой волосок. И око, живое черное око ее и сейчас загорается пламенем, хотя уже долгие годы не вспыхивал в нем ни огонь любви, ни улыбка нежности.
Но самых больших забот стоило шьоре Анзуле воспитание маленького Нико. И с этим, слава богу, справилась, как сумела. Совершенства, известно, нет нигде, мы, люди, — сосуд скудельный… Больше всего переживаний выпало на долю шьоры Анзули, когда встал вопрос об отправке сына в школу. Она-то хотела его отправить, да отговорила ее единственная подруга, шьора Бонина, жена Илии Зорковича.
— Побойся бога, Анзуля, что ты делаешь! — ворвалась шьора Бонина к ней в дом с самого утра. — Что люди-то скажут и в городе, и во всей провинции! Сыну Дубчича — за партой сидеть! Еще заболеет там, заразу в дом принесет, или другая беда приключится — что ты тогда станешь делать? А если помрет? Нет, ты взвесь хорошенько! К тому же, — уже тише добавила шьора Бонина, — должна ты считаться и со своим родом. Наследница Чуппанео! Подумай только!
— Преувеличиваешь, милая Бонина, — спокойно отвечала шьора Анзуля. — При чем тут род, когда мы за других вышли! Мой покойник тежацкого рода, ну и что? Я не жалею. Человек он был порядочный, да и вообще — все мы, слава богу, христиане. Эти «бедные черти» отлично знают, кто мы и кто они; сами держатся на почтительном расстоянии, так что нам не приходится держать их подальше от себя. И мне так легче: только посмеет кто мигнуть — я уже и знаю, в чем дело, свое добро отстою. Однако кое в чем ты права: Нико может там заразу подхватить. Понятно — досуг ли чужим людям о ребенке позаботиться? Правда твоя — они и доктора не позовут, так живут, по божьей милости… Мандина! — крикнула она в дверь, на пороге которой тотчас появилась Мандина, старшая служанка. — Скажи баричу, пускай не плачет. Не поедет он в школу.
В дом начал ходить учитель. А чтоб мальчику было веселей учиться, присоединили к нему и сына шьоры Бонины, Диди, сверстника Нико. Обе дамы были весьма довольны. Шьора Бонина — тоже из старинной семьи де Веллески, только ей не так посчастливилось, как подруге. Бедняга шьор Илия, хоть и помещичьего рода, далеко не мог сравниться богатством с покойным капитаном Лукой. Нередко в его доме ощущался недостаток, ибо бог наградил шьора Илию множеством детей. Часто шьора Анзуля потихоньку подсовывает подарочек подруге, с которой была неразлучна еще в монастырском пансионе.