Сильно бьется сердце Анзули; она словно ожила, согретая лучом воскресшей надежды. Ах, как было бы хорошо! Как просто, как легко развязался бы этот узел!
Но можно ли на это рассчитывать? Если б сын не взвесил все, разве открылся бы ей? Нет! Нельзя надеяться на время: это не каприз у сына, не мимолетное желание. Он весь горит, он охвачен священным огнем, который никогда, никогда не погаснет…
А может быть — остаться с ним, даже если он женится на Катице?
Нет. На такое самоотречение Анзуля неспособна: не в силах она так подавить самое себя. Рано или поздно прорвется ее неприязнь, ее ненависть. Не сможет она — никогда! Тем более если Нико не будет счастлив с женой, если он разочаруется в ней; не выдержит Анзуля под одной крышей с невесткой. Предвидит бури, которые до основания потрясут гордый дом Дубчичей.
Уже и под Белый Камень добрались, а в душе Анзули все еще бушует страшная борьба не на жизнь, а на смерть. Нет примирения в этой борьбе, нет соглашения: идет жестокий бой между всем прошлым и будущим; тут — только победа или гибель.
«Один бог нас рассудит — один он поможет, — в конце концов покорно вздыхает Анзуля. — Пускай же и решает он, я на него полагаюсь…»
Эта мысль принесла ей огромное облегчение; все, что сжималось в ней — отпустило; дышит свободно. Хорошо ей думать, что она под крылом высшей власти, неисчерпаемой мудрости.
Солнце уже сильно припекает. Над голыми утесами Градин дрожит воздух, жаром пышет от них, как от раскаленной печи. В виноградниках еще держится холодок, взор отдыхает на пышной зелени. Здешний виноградник тоже арендуют тежаки, но обработан он безупречно.
— Белый Камень оправдал себя. — Шьора Анзуля довольна. — И в прошлом году хороший доход дал.
— Так и положен-то как! — отозвался Юре. — К нему никакой хворобе подступу нет.
На одном из участков работал тежак: выпалывал, чистил междурядья. Анзуля удивилась ему, как белой вороне: скоро сбор, а он еще возится в земле. Взор ее прояснился, приятная улыбка разлилась по лицу. Тежак, увидев госпожу, пошел ей навстречу, раздвигая кусты у входа.
— Dobro došli[31], хозяйка, — сказал он, снимая шапку. — Не думал, не гадал, что будет мне такое счастье нынче: госпожу нашу увидеть. А и право, славно эдак утречком, пока солнце не припечет…
— А ты все трудишься, Андрия, даже теперь, когда другие отдыхают!
— Говорят, в такую пору нельзя виноградник трогать, только я-то думаю, всегда он должен быть под присмотром хозяина, скажем, как жена под присмотром мужа… Коли не что другое, так хоть траву выполешь — трава, она солнце у винограда отнимает и влагу, и болезни через нее приходят. А виноград и рад, когда его солнышку откроешь.
— Сам-то ты как живешь?
— Теперь хорошо, спасибо господу и вам. Только похвалить могу свое житье, хотя бы и хуже было. Никогда я и думать не смел, что когда-нибудь так заживем…
В глазах Андрии отражается безграничная любовь и доверчивость — так бы дитя смотрело на мать. Всякий раз, как встречает Андрия госпожу, смотрит на нее таким вот взглядом, перед которым она, будто в смущении, опускает глаза.
Прошло не так много лет, как Андрия вернулся из Америки — и вернулся с пустыми руками. Долги давно поглотили его дом и поле, жена с шестерыми детьми перебивалась с хлеба на воду. Когда вернулся муж, она тяжко занемогла, еле выкарабкалась за целых шесть месяцев. Андрия уж и не знал, куда деваться: хуже нищего был. Нищий хоть милостыню может просить, а Андрия, молодой, здоровый, стыдился жить подаянием — и на заработки не мог уйти от больной жены. Семья жила в полуразвалившейся хижине, в нее и ветер задувал, и дождь проникал. Казалось, всем им предстояло погибнуть.
И тут, с обычной своей энергией, вмешалась шьора Анзуля. Как следует пробрала Андрию, зачем так легкомысленно дом покинул, к жене его прислала доктора и велела больную со всеми детишками переселить в домик, принадлежавший Дубчичам. После этого семье регулярно доставлялся прошек, похлебка и молоко. И наконец приняла Анзуля этого искателя приключений в число своих арендаторов, дала ему землю и немного денег — до первого урожая. Сегодня Андрия обеспечен не хуже любого другого тежака. Долги уплатил и живет спокойно. Не удивительно, что смотрит он на госпожу благодарным взглядом.
Анзуля вошла на его участок, прекрасно ухоженный; с удовольствием осматривает она лозы, здоровые, сильные, обсыпанные гроздьями, и грядки, на которых — ни стебелька травы.
— Хороший урожай снимешь, Андрия, — похвалила она, — да ты и заслужил: честно работал, как добрый тежак.