Она начала зарабатывать шитьем и познакомилась с Марком Кавендишем, когда переделывала вечернее платье для его жены. Через две недели она сбежала от своей мансарды и дешевого мяса. Ее всегда преследовал страх во второй раз потерять все и снова стать бедной.
В течение семнадцати лет, когда она была любовницей нашего отца, мать постоянно испытывала чувство неуверенности в завтрашнем дне.
— Все лучше, чем бедность, — повторяла она нам. — Все.
Бедность пугала ее больше, чем титул шлюхи Марка Кавендиша.
— Я понимаю вашего отца, — сказала она однажды. — Я не питаю иллюзий в отношении него или любого другого мужчины. У меня есть хороший дом, слуги, одежда, мои дети живут в тепле и заботе. Почему я должна жаловаться и сожалеть о чем-то? Марк щедр, весел, красив. Что еще можно требовать от мужчины?
Доброты, думала я. Участия, понимания. Но я молчала. Мне не следовало напоминать ей о жестокости отца, его любви к спиртному, азартным играм, скачкам. Бессердечные люди редко думают о других — не потому, что преднамеренно хотят быть эгоистами, а потому, что неспособны замечать чьи-либо чувства, кроме собственных. Моя мать могла обманывать себя, предпочитая не видеть правду, но я слишком ясно видела реальность — мать была для отца элементом комфорта, развлечением, к которому он мог обратиться, устав от политических интриг в Вестминстере, скачек в Эпсоме и друзей по картам из Мэйфера.
Я никогда его не любила.
Любопытно, однако, что именно ко мне он испытывал особую привязанность.
— Из всех моих детей, — сказал он мне однажды, — ты больше всего похожа на меня.
Я не воспринимала это как комплимент.
— Ну, мисс Флери, — сказал адвокат, возвращая меня в заставленную книгами комнату, за окнами которой зеленела лужайка, — если я могу чем-то еще помочь вам, пожалуйста, скажите мне. Если вам для поисков места гувернантки понадобится рекомендация...
— Спасибо, сэр Чарльз, — сказала я, — но я не собираюсь становиться гувернанткой.
Я встала, мужчины тоже поднялись, Алекзендер подвинул мой стул, чтобы я не зацепилась за него платьем и подал мне мою ротонду[1].
— Я весьма признательна вам за вашу заботу, — добавила я с очаровательной улыбкой. — Вы очень добры.
— Спасибо. Позвольте напомнить вам — в случае необходимости я всегда в вашем распоряжении.
Он улыбнулся, глядя мне в глаза. Смысл его слов был очевиден.
— Спасибо, — сказала я. — До свидания.
— Спасибо, сэр, — пробормотал Алекзендер и поспешил открыть для меня дверь.
Я вышла из комнаты, не оглядываясь. Клерк вскочил со стула, чтобы распахнуть дверь, которая вела на площадь.
Погода стояла прекрасная. Небо было голубым, безоблачным, легкий ветерок шевелил листья деревьев. Моя мать, ненавидевшая английский климат, сказала бы, что сегодняшняя погода напоминает ей о Франции и садах возле замка на Луаре.
— О боже, — произнес в отчаянии Алекзендер.
— Успокойся, — выпалила я, едва сдерживая слезы и не желая слушать его стенания. Нанятая карета ждала нас у ворот гостиницы; мы отправились домой в Сохо.
— Что ты собираешься делать? — спросил наконец Алекзендер.
— Не знаю.
Я разглядывала через окно грязные многолюдные улицы с нищими и проститутками.
— Я не хочу идти в армию, — сказал Алекзендер.
Я промолчала.
— Может быть, Майкл поможет нам. В конце концов, он наш сводный брат.
Я посмотрела на него. Он покраснел.
— Я... это была просто мысль...
— И весьма плохая.
Я снова уставилась в окно.
— К тому же абсолютно нереалистичная.
Через несколько мгновений Алекзендер произнес:
— Тебе не о чем волноваться. Ты скоро выйдешь замуж, и твои проблемы будут решены. А что делать мне? Как я буду зарабатывать на жизнь? Я не знаю, что мне делать.
— Хотела бы я знать, кто женится на внебрачной дочери английского джентльмена и французской эмигрантки без наследства и общественного положения, — сказала я ядовитым тоном. — Пожалуйста, говори разумные вещи, Алекзендер, или молчи.
Мы добрались до дома, не раскрывая ртов. Вскоре пришло время обеда; мы ели в тишине рыбу, курицу, баранину. Над камином в обшитой деревом столовой висел портрет улыбающегося отца; ироничная усмешка, тронувшая его губы, казалась сейчас более заметной, чем прежде.
— Возможно, завтра здесь уже будет Майкл, — сказал Алекзендер.
Я молчала.
— Возможно, он окажется славным малым.
Пробили часы, и все стихло.
— Возможно, я попрошу его помочь нам.
— Если ты еще раз произнесешь слово «возможно», Алекзендер...
Я замолчала — в комнату вошел лакей.
— Что такое, Джон?
— К вам пришел джентльмен, мисс. Он вручил мне свою визитку и письмо для вас. Я провел его в библиотеку.
Я взяла визитку и письмо с подноса.
— Майкл? — тотчас спросил Алекзендер.
— Нет, это не Майкл.
Я уставилась на визитку. Фамилия гостя ничего мне не говорила.
— Я никогда не слышала об этом джентльмене, Джон.
— Может быть, письмо, мисс...
— Не в моих правилах принимать незнакомцев, являющихся с рекомендательным письмом.
— Позволь мне увидеться с ним, — сказал Алекзендер, вставая. — Я узнаю, что ему нужно. Может быть, это кредитор.
— Извините, сэр, — смутился лакей, — он показался мне джентльменом.
— Тем не менее...
— Погоди, — сказала я и вскрыла письмо. На нем значился адрес: «Нью-Сквер, отель «Линкольн», сэр Чарльз Стоуэлл». Подпись, стоявшая внизу, принадлежала сэру Чарльзу Стоуэллу.
«Дорогая мисс Флери, — писал сэр Чарльз, — извините, что я лишь с помощью этого письма представляю вам моего уважаемого клиента, мистера Акселя Брэндсона. Мистер Брэндсон, проживающий в Вене, неоднократно посещал нашу страну и лично известен мне. Он также познакомился с вашим отцом во время своего предыдущего приезда в Лондон. Узнав о постигшем Вас несчастье, мистер Брэндсон пожелал принести свои соболезнования. Помня о Вашем теперешнем положении, я счел целесообразным организовать Вашу встречу. Я предложил выступить в качестве посредника, но ввиду большой занятости мистера Брэндсона нам не удалось найти более подходящее время. Надеюсь, что это письмо послужит достаточной рекомендацией. Заверяю Вас в прекрасном общественном статусе мистера Брэндсона и его безупречной репутации джентльмена. Остаюсь Вашим...»
Я подняла голову. Лакей все еще ждал.
— Передайте мистеру Брэндсону, Джон, что я встречусь с ним через несколько минут.
— Хорошо, мисс, — лакей удалился.
— Кто это? — тотчас спросил Алекзендер.
Я протянула письмо брату.
— Но что ему надо? — удивленно спросил он, прочитав послание. — Не понимаю.
Но я помнила выражение темных глаз сэра Чарльза, знавшего о моем теперешнем положении и социальном статусе, и решила, что все отлично понимаю. Я встала, стараясь сдержать злость. Сэр Чарльз, очевидно, действовал из лучших побуждений. Я сама сказала ему, что не намерена становиться гувернанткой, и он мог интерпретировать мои слова только одним образом. Что остается женщине в моем положении, если она не желает быть гувернанткой? Она может только выйти замуж. Однако судьба отказывала мне даже в этом — человек с положением не захочет взять меня в жены.
— Ты уверена, что готова встретиться с ним наедине? — с беспокойством в голосе спросил Алекзендер. — Лучше мне пойти с тобой. Этот человек — иностранец.
— Как и мама, — напомнила я брату, — и большинство ее друзей. Нет, я приму его одна.
— А это прилично?
— Вероятно, нет, но сейчас это не имеет для меня значения.
Я вышла в коридор. Я испытывала невольную злость, уязвленная гордость обжигала мне душу вопреки всем доводам рассудка. В момент ярости я пожелала, чтобы мистер Брэндсон и сэр Чарльз Стоуэлл провалились в ад. Я была полна решимости не повторять ошибку моей матери, в каких бы лондонских мансардах мне не пришлось жить.