— Вы поэт? Это хорошо: тем скорее вы меня поймете. То, о чем я хочу с вами поговорить, очень важно.
Поэт чувствовал себя теперь совершенно свободно. Ему казалось, что он идет с другом, от его волнения не осталось и следа. Они молча шли, поднимаясь в гору по кривой, пустынной и темной улице. Над крышами домов выделялись очертания градчинских монастырей и дворцов. Они остановились перед одним небольшим домом с высоким шпицем. Старик поставил фонарь, отпер дверь, и они вошли. Деревянная лестница с богатыми резными перилами вела наверх в единственный этаж дома. Наверху отворились темные чудной работы кованые двери и в них появилась старуха странного вида, в черной одежде, с длинными четками на груди, висевшими до пола. Она держала в руке большой канделябр с тремя восковыми свечами и молча поклонилась донне Флавии. Ее желтоватые совиные глаза смотрели куда-то вдаль и, казалось, видели то, чего никто не видит.
— Плацида, я веду к тебе гостя. Дай нам поужинать.
Стены просторной комнаты были покрыты фландрскими коврами, посередине стоял большой тяжелый дубовый стол с резьбой и несколько больших кресел, огромный буфет занимал почти всю стену и был наполнен старинной серебряной посудой. Эта обстановка показалась царски-роскошной поэту, жившему в бедной комнатке в пустынном квартале города у Новоместских бастионов. Но он не выдал своего изумления и смотрел на ковер, покрывавший большую часть кирпичного пола.
Плацида молча накрывала на стол, двигаясь точно во сне, а старик, провожавший донну Флавию, видимо, слуга, придвинул стулья и зажег еще три восковых свечи в другом большом канделябре.
Донна Флавия вышла, но скоро вернулась; на ней было надето темно-золотистое шелковое платье с глубоким вырезом у ворота, руки были украшены серебряными браслетами. Мягкие, густые каштановые волосы были просто и красиво причесаны; они поднимались над высоким гордым лбом, а большие, на редкость чудные карие глаза привлекали к себе, но взгляд их был холоден.
Флавия заняла место за столом, предложив юноше сесть против нее. Бывший все время в комнате старик тоже сел с ними.
— Квидон и Плацида служили моим родителям и знают меня с самого раннего детства. А Квидон мой друг.
Старик молча улыбнулся.
— Он немой, — тихо сказала Флавия. — Итак, вы никогда не слыхали моего имени? А ведь я уже несколько лет в Праге и про меня говорят, что я знаменитость. Вы, может быть, не слыхали имени и Проперции де Росси? Не слыхали? Ну, это должно служить утешением для моего самолюбия. Проперция де Росси из Болоньи была одним из самых известных итальянских скульпторов. Ее работы полны силы и божественной красоты. Я видела их в Италии еще ребенком и уже тогда полюбила их. Они дали толчок и направление всей моей жизни. Я тоже сделалась скульптором. — Она замолчала, а потом задумчиво произнесла: — Достигну ли я когда-нибудь ее высоты? — Взглянув на молодого поэта, она спросила: — Как ваше имя?
Он нахмурился, в его глазах появилось выражение скорби; и он не сразу ответил; наконец сказал:
— Меня зовут Инульций.
— Инульций? Странное имя, — заметила Флавия. — Inultus — неотмщенный. Я думаю, что никто, кроме вас, так не называется.
— И все-таки, — ответил юноша, — каждый мог бы так называться в этой несчастной стране, потому что здесь нет ни одной души, которая не ожидала бы отмщения.
— А! Вы принадлежите к недовольным, тем лучше.
По лицу Инульция пробежала тень, и он молчал.
В эту минуту Плацида подала им на серебряном блюде скромный ужин. Хозяйка приветливо пригласила его к трапезе. Он был голоден и теперь с большим аппетитом принялся за еду, стараясь, однако, не показаться слишком жадным. Сама донна Флавия притронулась только к фруктам. Потом она приказала Плациде зажечь лампу в мастерской. После ужина Флавия встала и отдернула занавес, за которым оказалась небольшая дверь.
— Я покажу вам свою работу и объясню, для чего я пригласила вас к себе. Пойдемте.
Три больших лампы освещали глубокую обширную комнату, в которую вошел Инульций. Барельеф из белого мрамора, изображавший жену Пентефрия в тот момент, когда она сдергивает плащ с плеч Иосифа, бросился ему в глаза. В этой работе было столько силы, страсти и вместе с тем красоты, что пораженный Инульций воскликнул: