Выбрать главу

В глаза мне летела земля, увеличиваясь с каждым мгновением, заполняя собой все, и я разглядел ржавые штыри арматуры, готовые встретить меня. Сейчас все закончится. Перед самой землей я закрыл глаза.

Удар. Потом темнота и боль.

Темнота затягивалась, боль не проходила, и вдруг я понял, что могу открыть глаза, более того, я ощущаю свое тело. Оно болит, но я им вполне владею. Я полежал еще немного, потом разлепил веки. Тусклый электрический свет отражался от кафельных стен.

Я лежал лицом вниз на скользком грязном полу душевой. Из разбитого носа натекла лужица крови. Болело ушибленное колено. Пахло помоями. Я сел на пол, обернулся. За моей спиной стоял унитаз, а на его краю четко отпечатались следы моих грязных подошв. Оттуда, значит, я прыгал. Смешно.

* * *

Я вернулся к себе. Дом встретил мое возвращение равнодушным сквозняком и гулким эхом. Я возвращаюсь к себе, чтобы все продолжить. Все будет, как прежде. Я пинал носком ботинка шелестящие газеты, слушал шумы и шорохи. Кажется, теперь это навечно. Он меня никогда не отпустит, надо было раньше догадаться.

По дороге назад я почувствовал ЭТО и понял – что-то все же переменилось. Толком не могу объяснить, что. Неясное предчувствие. Непонятная дрожь Что-то приближалось, как огромная волна, неспешно и неотвратимо. Мне стало не по себе. Что же это за сила, которая заставляет вздрогнуть даже бетонную громадину стен – ведь Дом дрожит, я это чувствую. Не могу сказать, что я испугался. Просто понял – пора. Пока неизвестно, куда, но то, что приближается, идет именно ко мне. Оно меня знает. Я его – тоже, но пока не могу вспомнить.

Я вернулся в комнату. Теперь, кажется, пришла пора распрощаться по-настоящему. Собирался я недолго. Как-то сразу понял, что все мое барахло мне больше не пригодится. Огляделся, увидел топор. Взял. Что ж, пойду налегке.

Оно приближалось, и от его движения вздрагивало пространство. Где-то с потолка упал пласт штукатурки. До меня донесся глуховатый звук. Пора.

Я спускался по главной лестнице. На уровне седьмого этажа послышался знакомый шум воды, но я только рассмеялся. Не до того теперь. Я ведь уже почти вспомнил.

Оно приближалось. Оно теперь в нескольких шагах, это точно. Вздрогнули и задребезжали оконные стекла, в коридорах поднялась с пола и закрутилась в воздухе пыль. Все радиоточки разом включились и наполнили Дом многоголосым визгом, в котором ни слова не разберешь. Хлопали двери. Пол ощутимо дрожал.

Я спустился на первый этаж, подошел к парадной двери, толкнул створку, она распахнулась и стала раскачиваться на ветру, издавая надрывный скрип. Двор заливал желтоватый дневной свет. Снега не было, только непролазная слякоть.

Дом дрожал. Кое-где треснули водопроводные трубы, на пол хлестала вода.

Я не пойду во двор. Мне сейчас не туда. Я вернулся на лестницу и спустился в подвал. И тут оно настигло меня. Я стоял, онемевший, пораженный, не в силах пошевелиться, а оно переполняло меня, сбивало с ног, слепило и оглушало. Мир вокруг меня закрутился каруселью золотистых огней, ноги подкосились, и я рухнул на пол. Я вспомнил. Я вспомнил! Оно ворвалось в мое сознание, пронеслось по всем дальним его уголкам, взламывая замки, вышибая двери, проламывая стены, это было как весенний паводок, уносящий ненужный зимний хлам. Оно вытаскивало полузабытые слова, стершиеся лица, потерянные ощущения, то, что, казалось, уже никогда не вернется. Голоса, дороги, люди, радость, боль, одиночество, отчаяние, любовь, печаль, радость, память, я сам. Я вернулся к себе. Я дошел. Неизреченно. Непознаваемо. Нет для этого слов, потому что оно – вне слов, вне мыслей.

Не знаю, сколько времени я пролежал. Огни погасли. Все ушло. Я сел на пол и огляделся. Пустой подвальный коридор, слабо освещенный флуоресцентными лампами. Я поднялся на ноги. Теперь я знаю, куда идти. Теперь все закончится.

Я зашагал вперед, туда, где темнела дверь, которой я раньше не видел. Я шел быстро – все это и так уже слишком затянулось. Голова немного кружилась, но такой ясности я еще не испытывал никогда. Сейчас.

Что это я держу в руке? Зачем? Я разжал пальцы, и топор упал на пол, звякнув лезвием о бетон. Мои шаги переполняли подвальный коридор. Дом притих, насторожился, выжидая.

Вот и дверь. Точно такая, как я себе представлял. Высокая, под самый потолок, черная, резная, с большой медной ручкой. Я потянул дверь на себя, она открылась легко, и я вошел.

* * *

Маленькая комната. В ней – двое. Им едва хватает места. Я посмотрел в его лицо. Совсем не то, что я думал раньше, правда? Как все-таки смешно. Раньше, когда я жил в Доме, я думал, что буду его ненавидеть, что не упущу возможности отомстить ему. И вот мы стоим друг напротив друга, глаза в глаза, я и хозяин всего этого безумия, потаенная сущность Дома.

Было очень тихо.

– Здравствуй, – сказал я. – Ты, кажется, перестарался.

– Здравствуй, Архитектор. Я только воплощал.

– Я знаю. Но это – конец. Я ухожу.

– Ты все равно вернешься. Ну, что ты без меня? Ведь не будь Его, – он повел рукой, словно указывая на стены, – ты не смог бы уйти.

Я ударил его. Пальцам сразу стало тепло, потому что по руке потекла кровь. Он все еще улыбался, даже когда его лицо покрылось сетью трещин. Я ударил еще раз, и он разбился вдребезги, осталась только тяжелая резная рама и россыпь зеркальных осколков на полу. Вот и все. Теперь – последний аккорд. Треск и гул, стон многотонной громадины Дома, лишенного сердца и обреченного на гибель. С потолка посыпалась известковая пыль, где-то вдалеке раздался грохот. Наверное, это обвалились перекрытия. Я поднял глаза. По потолку разбегались трещины, становясь с каждой секундой все шире. Шум – не то скрежет, не то скрип, не то стон – нарастал. Дом рушился. Я знаю, потолок упадет через три удара сердца, а вместе с ним – шестнадцать этажей бетона, железа и стекла. Всего несколько секунд.

Я посмотрел туда, где раньше было зеркало. И там, в резной черной раме, я увидел, как будто в окне, жемчужно-серое осеннее небо, легкое и высокое, и солнце, которое было за облаками, золотистое пятно на сером шелке, и узор из голых темных веток, словно кружево, брошенное в это небо, и самих птиц, черных и большекрылых. Я знал, что скоро пойдет дождь, мне было светло и хотелось смеяться.

ЗДАНИЕ Часть третья.

Вот Дом, который построил…

Я чувствую себя посторонним,

Когда покидаю свой Дом

По линии чьей-то ладони…

Зимовье зверей.

Тревожно. Здание опустело. Я не понимаю, что происходит, а оно впервые бесится не от скуки, не злорадно, а как-то тоскливо-раздраженно, словно ничего не может с этим поделать. Оно, вселенское, – и не может. Вот от этого тошно и тревожно, хочется забиться в угол, чтобы точно знать: за спиной никто не стоит, никого нет, только холодная стена.

Здание не хочет перемен, и я тоже не хочу. Слишком тщательная подготовка к ним не обещает ничего хорошего. Господи, да я же знаю, что в Здании вообще ничего хорошего произойти не может. Каждая перемена – это новый страх на смену привычным уже, знакомым, хотя мне казалось раньше, что нельзя привыкнуть к такому. Оказывается, можно.

Что-то я сегодня вру сама себе. Чувствуется непередаваемая фальшь во всем. Как будто читаешь наизусть. Я просто привыкла так думать – с самого утра, день за днем – что все плохо, что лучше не будет, что вообще ничего не будет. Мир рушится вокруг меня. Черт возьми, что же все-таки происходит? Откуда-то пришла вдруг бессильная ярость на кого-то, кто все решил за меня. Сейчас и раньше. Ярость раздирает на части, приходится метаться по коридору, хлопать дверьми, швырять в стену пустые бутылки.