Мицухито умела.
Она, стоило заговорить о чае, расцветала.
…о листьях толстых, которые сушат в тени, или же тонких, молоденьких, в которых еще не затвердели жилки. Эти листья закапывали в землю и оставляли там на год или два. В другие, уже старые и негодные для иного, заворачивали особые травы и цедру мандарина…
О да, она многое знала.
И как-то обмолвилась, что прежде супруг ее сам выращивал чайные кусты, полагая, что в них сила ста десяти богов, способная исцелить любую болезнь.
Наверное, ошибался.
На кухне было неожиданно людно.
Кипела вода в котле. И Шину деловито чистила рыбу. Движения ее были точны и спокойны, чешуя летела на пол, а отсеченные рыбьи головы — в корзину. Завтра из них Шину приготовит наваристый суп.
— …и тебе совсем-совсем не страшно?
Юкико перебирала рис. Ее тонкие пальчики порхали, удаляя поврежденные зерна, которые тоже пойдут в похлебку. Пару — я знаю — Юкико спрячет в рукаве для птиц. Птицы ее любят.
— Чего бояться? — Кэед просто сидела, оглядываясь с немалым любопытством.
Ей прежде не случалось заглядывать на кухню.
— А если… если он захочет тебя увезти?
Мицухито вздрогнула и выронила тонкий стебелек травы.
Травы она собирала в саду и сушила в пустой мастерской. Что именно, я, признаться, понятия не имела. Одуванчик вот опознала и еще, кажется, вьюнок. Но насчет последнего сомневаюсь. Но Мицухито сказала, что некогда при доме был сад полезных трав и его надо лишь восстановить.
Я не возражала.
— Что ж, если он настолько слеп, что не испугается, — Кэед провела ладонью по конопатому личику, — и захочет взять меня в жены… я буду только рада.
— Но… — Юкико закусила губку. — Он же тьеринг!
— И что?
— Он… он увезет тебя на Остров… и…
— Деточка, — Кэед вздохнула, — открой наконец глаза. Если кто на нас и позарится, то только тьеринг… увезет? Это вряд ли… мне наставник рассказывал, что остров их гибнет, и потому тьеринги ищут мира с Императором…
Пустая земля. Каменистый остров, большой, но непригодный для людей.
А тьерингам, стало быть, и такой сгодился.
— А Император не слишком рад, поскольку земли не хватает, но счел, что лучше ему иметь тьерингов обязанными, чем врагами. Они пришли просить, но ведь и просить можно по-разному…
Ее ладонь скользнула над столом, повернулась, обнажив мягкую кожу запястья, и шелк съехал, открывая чуть больше дозволенного правилами. Хрупкая рука.
Острые косточки.
Пятнышко веснушки, будто лепесток рыжего цветка, прильнувший к коже.
— И все равно не понимаю, как ты можешь думать об этом! — воскликнула Мицухито. Стиснув каменный пестик, она с силой давила на него, поворачивала то влево, то вправо, размалывая травы в пыль.
— Я в принципе могу думать…
Араши за спиной Лейко закатила очи.
— …и я хочу семью. Меня всю жизнь готовили к тому, чтобы стать госпожой в большом доме. И дом этот будет полон слуг… если у меня не получится войти в Дом Дракона, то моим мужем станет воин. Или чиновник из тех, кто имеет право носить на шапке нефрит или шить одежду из желтого шелка… или, быть может, на худой конец кто-то из родственников Наместника.
Я кривовато усмехнулась: с удовольствием уступила бы ей высокую честь.
— И я буду хорошей женой. Я рожу детей… сыновей, которые силой своей восславят имя отца. Или дочерей столь красивых… — голос ее все-таки дрогнул, а пальцы сжались. — Но потом оказалось, что я недостаточно хороша. Сваха бралась устроить мою судьбу, но потребовала за это столько, что моему отцу оказалось проще выставить меня из дому и забыть…
Кэед поднялась.
На ножках своих, больше похожих на копытца, она стояла уверенно, а вот при каждом шаге покачивалась.
Цветок на тонком стебле.
Дунет ветер и сорвет, понесет по-над жестоким миром.
— Мне не нужны слуги. Я, оказывается, прекрасно обхожусь и без них. Большой дом? К чему мне большой дом, если я не способна уйти дальше этих комнат? — Она оперлась тоненькой ручкой на стол. — Но вот детей родить я способна. Не уверена, правда, что дочери будут прекрасны, а сыновья так уж сильны, однако знаю одно — они будут меня любить.
Стало тихо. Настолько, что слышно было, как рисовое зернышко, скатившись с пальцев Юкико, падает в сито. Или вздыхает вода, выпуская на поверхность тяжелые пузыри…
— Госпожа Иоко. — Кэед повернулась ко мне, и лицо ее было безмятежно, словно море в преддверии шторма. — Возможно, с моей стороны это будет дерзостью…
— Когда это тебя останавливало, — пробурчала Шину, опуская в кипящую воду рыбьи туши.