— …однако не составит ли вам труда узнать, что нужно этому тьерингу… и если он ищет себе жену, то… по крайней мере одна из нас готова…
Не уверена, что Хельги нужна была жена.
С другой стороны, что знаю я о тьерингах, помимо скудных слухов, которые достигали ушей Иоко. И мнится мне, в слухах этих изрядно было выдумки.
Хельги работал.
Калитка поднялась. И сам забор как-то вдруг оправился, стал ровнее. Весело стучал молоток, солнышко пригревало, суля долгое лето, хотя на деле оставалось лету недолго. Скоро очнется зимний дракон, и над горой Накарама поднимется белый дым. Он поползет по склонам этой горы, неся с собой холод и дожди…
Иоко не любила осень, да и я, признаться, тоже.
— И все-таки. — Я позволила себе заговорить, когда тьеринг прервался. Готова поклясться, он почувствовал мое присутствие раньше, однако виду не подал. — Быть может, дорогой гость пожелает все же испить чаю и… развлечь хозяйку беседой?
— Рассказами о море?
— И о вашем народе.
Хельги кивнул:
— Забор я поправил. Но в доме, чую, работенки хватит.
— Хватит, — согласилась я. — Не на один день. Дом этот некогда принадлежал моему отцу, однако в последние годы… был несколько заброшен.
— Заметно. — Хельги сгреб инструмент. — Так вы тут одни живете?
— Одни. — Лгать не имело смысла. Любой в этом несчастном городе с немалою охотой расскажет о безумице Иоко, которой вздумалось воскресить вдруг древний обычай…
Здесь не так много поводов для сплетен.
— Плохо. — Хельги нахмурился. — Ваша малышка скачет, что коза, но…
Я лишь развела руками.
Мы поняли друг друга. Нынешние гости были, по сути своей, обыкновенными хамами. И пусть хватило их дури на то, чтобы бросить палку… да и ударить они бы ударили, той же палкой или кулаком, ногой… не важно, главное, что оба они — трусоватые мерзавцы, не более того. А вот будь на их месте настоящий воин…
С другой стороны, настоящему воину противостоять может лишь другой воин, да и то не всякий…
Я лила воду на руки, и Хельги мылся, шумно отфыркиваясь и отплевываясь. А после, хитро изогнувшись, пил тонкую струйку. Вздыхал. И, вытерев лицо полотенцем, сказал:
— Так где ваш чай?
Мы устроились на террасе. Я села на ноги, для Иоко поза эта была привычна. Хельги поерзал, но тоже сумел устроиться удобно. Он сел по-турецки, положив руки на коленях.
— Извините, но ваши эти… почему у вас нет нормальной мебели?
— Может, потому что здесь привыкли обходиться без нее? — Я позволила себе улыбку.
Чай подала Шину и, одарив тьеринга суровым взглядом, удалилась. А он лишь ладонью по косе провел и прицокнул.
— Суровая женщина…
Я уступила место Иоко, в чьей крови был прописан древний ритуал церемонии. И тело двигалось само, исполняя танец поз, который тьеринг вряд ли способен был оценить.
Он молчал.
Ждал, пока я начну беседу.
А я перебирала возможные слова, пытаясь найти подходящие.
— Зачем вы здесь? — спросила я, и руки Иоко слегка коснулись крышки массивного чайника с горячей водой.
Чайный домик пришел в запустение, и вряд ли получится его восстановить. Признаться, матушка Иоко никогда-то не была любителем церемоний, да и гости в доме собирались редко. Правда, тогда она преображалась удивительнейшим образом, но…
— Да… в гости вот заглянул. — Он поднял крохотную чашку и покрутил в пальцах. — Только того горького не надо, который на зеленую жижу похож.
Варвар.
И чужак.
Островитяне ценят вяжущую терпкость маття.
Я смешала порошок и горячую воду, привычно разбила бамбуковым венчиком комочки. И полагалось бы наслаждаться тишиной и покоем, слушать мир, наполненный лишь звуками огня да кипящей воды, слабым шорохом венчика-тясен о глиняные стенки чаши, ароматом чая, что раскрывается при первом прикосновении, как сложный танец, где каждое движение — часть истории, но мы оба были слишком далеки от этих церемоний.
— Зачем? — Я подняла руку, подвернув край кимоно, позволив зеленоватым каплям скатиться в чашу.
— Не звали?
— Не звали, но… мы мало знаем о вашем народе. — Пена была слишком светлой и ноздреватой. Будь гость иным, мне бы, пожалуй, было бы стыдно. Самую малость. Все же чай мы покупали не лучшего качества. — О вас многое говорят. Но полагаю, не всему стоит верить?
Хельги крякнул.
А я долила горячей воды. Не кипятка. Нет. Кипяток убивает остроту чая, делает его бледным и высвобождает лишь горечь, которую вряд ли получится заесть.
— Не всему, госпожа Иоко… не всему… — Он поерзал.
— А чему стоит? Говорят, ваш остров гибнет…