Утреннее небо было ярко-синим с прожилками облаков. Синева эта, конечно, радовала глаз, но глубина и безмятежность холодного неба напоминали о неумолимом наступлении осени, когда тепла и солнечного света становится все меньше и меньше. Только что отпраздновали Хеллоуин, и в газетной лавке через несколько домов от кафе еще пытались со скидкой продать залежавшийся товар: перчатки для оборотней и остроконечные шапки. В последние годы британцы вошли во вкус отмечать Хеллоуин, и ребятишки, кто в масках вампиров, кто в костюмах скелетов или оборотней, старательно подражали своим американским сверстникам, пугая соседей. Своим размахом праздник грозил превзойти даже ночь Гая Фокса[9] — если уже не превзошел. Ситон только грустно улыбался при мысли, что в сознании людей канун Дня всех святых[10] — это только хороший предлог для детей ходить по чужим домам и клянчить конфеты. Пол, однако, не разделял их энтузиазма. Он своими глазами видел вампиров и знал, что магию можно использовать в личных целях. Он знал и то, что в мире есть люди, настолько жадные до денег и власти, что готовы с риском для жизни вновь и вновь окунаться в ее темные, безжалостные глубины.
Впрочем, об этом лучше не думать. Гораздо приятнее наблюдать за психологической войной между таксистами и иностранцами. Ситон украдкой посмотрел в окно кафе. Воинственно позвякивая латунными жетонами, водилы дружно склонились над тарелками с дымящимся жарким и кружками со сладким чаем. Бледнолицые туристы демонстрировали полную безучастность. Они все как один были в очках в тонкой черной оправе и явно предпочитали темную одежду — несомненно, с лейблами известных фирм. Перед походом в музей они настраивали свои дорогостоящие видеокамеры, вынимая их из кожаных рюкзачков с тиснеными логотипами. Владельцы рюкзачков то и дело поглядывали на шикарные наручные часы, сверяя время. И непрерывно курили.
Несколько поодаль от этой шикарной группы сидела чрезвычайно эффектная пара. Оба — и мужчина, и женщина — были очень высокими и на редкость стройными. Можно было даже сказать, что они обладали какой-то особой — бестелесной — красотой. На губах у женщины была черная помада, окрасившая фильтры бесчисленных окурков в пепельнице на столике перед ними. Что-то в этой паре заинтриговало Ситона. Он вдруг поймал себя на том, что разглядывает их в упор. Но и они, в свою очередь, столь же бесцеремонно пялились на него сквозь стекло. Затем мимо прогромыхал грузовик, да так, что задрожало окно. На мгновение картинка внутри кафе расплылась, размазалась, и Ситон отвернулся.
Дома Пол побросал кой-какие вещи в дорожную сумку и пешком дошел до гаража, расположенного под железнодорожным переходом на Геркулес-роуд. В переданном Коуви пухлом конверте Ситон нашел ключ от гаража, а по вложенному туда же ключу от машины понял, что ему предстоит вести «сааб». Автомобиль был практически новый, черного цвета, без единой царапины, а по его коврикам и внутренней обивке явно прошлись пылесосом. Бак был залит доверху, а маршрут Пол изучил по дорожному атласу еще утром, когда сидел за столиком на террасе кафе.
Он уже давненько не садился за руль, но накануне вечером, в баре с Коуви, практически не пил. К тому же Пол считал, что вождение — это тот навык, который утратить невозможно. Но без неприятных моментов не обошлось. Это случилось на трассе А-3. Когда слева замаячила громада Гилфордского кафедрального собора, радиоприемник в «саабе» вдруг ни с того ни с сего включился. Ситон испуганно покосился на зеленые лампочки на приборной доске, и руль в его руках непроизвольно дернулся. Машину резко занесло влево, и сзади тут же раздался пронзительный гудок. В зеркале заднего вида Пол увидел грузовик, с которым чудом не столкнулся.
Ситон выровнял руль внезапно вспотевшими руками, чувствуя, что сердце готово выскочить из груди, и уже приготовился к тому, что из динамиков вот-вот польется холодноватый, хриплый голос Сэнди Денни, исполняющей «Tam Lin». Однако он услышал абсолютно незнакомую композицию на совершенно безобидной радиоволне с бессодержательной болтовней ведущего о погоде, или о своей жене, или еще о каких-то пустяках, забивающих музыку, которая вскоре и вовсе пропала из эфира из-за слабого сигнала. Вероятно, радио включалось автоматически, каким-то электронным устройством в приборной доске. Вот оно-то сейчас и сработало. Скорее всего, тот, кто пользовался машиной до Ситона, просто-напросто запрограммировал приемник. Ситон нажал кнопку «стоп», и музыка вместе с разговорами оборвалась. Его пульс понемногу пришел в норму.