Да, он выбрал неправильный подход. С момента совершения преступления прошло так много времени, что, скорее всего, в живых не осталось ни одного очевидца. Откровенное любопытство Пола и его вопросы в лоб вряд ли могут возмутить своей бестактностью. Он совершил грубейшую ошибку, но не поздно и завтра все исправить.
Пол с удовольствием глотнул еще пива. В окно видны были мерцающие огни на другом берегу устья реки. Там вдали, за холмами, находился какой-то городок. Ситон не знал, что это за город. И вообще, ничегошеньки он не знал. Вряд ли ему удастся хоть что-нибудь здесь отыскать. В здании, где когда-то была приходская школа, теперь разместилась гончарная мастерская. Снаружи оно ничуть не изменилось, но внутри рядом с гончарными кругами и печами для обжига были свалены мешки с глиной для изготовления сувениров. Отсюда их рассылали по всему Уэльсу: туда, где пользуются спросом изделия местных ремесленников. Школьная документация давным-давно обратилась в прах, и Мадлен не захочет с ним разговаривать. Особенно теперь. С какой, собственно, стати?
Ситон взял со столика меню. Здешняя кухня имела хорошую репутацию. Можно и дальше тратить денежки Коуви. Среди главных блюд первое место занимала тушеная баранина Что ж, он закажет горшочек с чем-нибудь, хотя аппетита почему-то не было.
Дверь отворилась, и вошла женщина. Ситон лишь со второго взгляда узнал в ней миссис Рив. На этот раз ее волосы были распущены, а губы накрашены. На ней были приталенное пальто и красивый шарф из тонкой шерсти — похоже, кашемировый. Она села напротив Пола за столик и начала стягивать с рук лайковые перчатки.
— Вы из полиции?
— Полиция не расследует преступления семидесятилетней давности.
— Что все-таки вас интересует? — спросила она.
Ситон вздохнул и стиснул в кулаке пивную кружку.
С чего начать?
— Скажите мне только одно. Вы добиваетесь разоблачения? Или возмездия? Или, как сейчас принято говорить, «прекращения прений»?
Он невольно представил себе сидящую напротив женщину в церкви. Одетая в застегнутый на все пуговицы цветастый халат, она до блеска полирует купель в праведном стремлении достигнуть Божьей благодати. Но иногда удача вполне заменяет суд Божий.
— Разоблачение тут вряд ли возможно, миссис Рив. Однако я всем сердцем надеюсь заставить виновных поплатиться и, хотя с опозданием, довести это печальное дело до конца.
Она вперила взгляд в стол, на котором словно замерли в рукопожатии ее перчатки.
— Давно пора, — тяжело вздохнув, произнесла она. — Вы сами чем-то похожи на священника. Католического и лишенного сана, если угодно. Видно, все дело в вашем ирландском акценте. Впрочем, мне кажется, вы человек вполне положительный.
Пол промолчал, продолжая потягивать пиво.
— Я возьму двойной виски, мистер Ситон. Безо льда. Обычно я пью виски с содовой. Мы немного посидим, а потом я попрошу вас проводить меня домой. И там расскажу вам то немногое, что мне известно об этом прискорбном деле.
Мэри Рив жила у самого моря, в доме, доставшемся ей от дядюшки. Она всю жизнь прожила в Абердифи. Ей принадлежал магазин, где продавался антиквариат и разные диковинные вещи. Окна ее бывшей квартиры выходили прямо на дверь магазинчика. Летом большинство посетителей составляли постоянные покупатели, и торговля шла весьма бойко. Спасибо сентиментальным туристам, бережно хранившим мимоходом приобретенные безделушки.
Последние пять лет миссис Рив занимала дом, куда и пригласила Ситона. Ее дядя некогда был профессиональным игроком в гольф. Поле для гольфа находилось в южной части деревни. Подъезжая к Абердифи, Ситон как раз заметил из окна вагона пару флажков, установленных возле лунок. И этот дядя, Уильям Рив, учился в одном классе с Питером Морганом.
— А где жил Питер? В сиротском приюте?
Они расположились на кухне, которая, как справедливо полагал Ситон, после кончины Уильяма Рива претерпела некоторые изменения. Стол был из твердой древесины темно-красного цвета. Блестящие кастрюли были явно сделаны в Германии. На крюках была развешана металлическая утварь. Похоже, Мэри Рив не носила домой старое барахло из своей лавки.