В газетной лавке на Ламбет-уок они взяли напрокат видик, который в то время был еще в диковинку, и кассеты с фильмами «Хэммет» и «От всего сердца». Они от души смеялись над картинами «Мертвые не носят клетчатое» и «Торговые места». Они играли в теннис в Архиепископском парке, где были открыты два бесплатных корта, в окружении высоченных вязов и буков. В конце месяца они устроили у себя до смешного интимную вечеринку. Однокурсницы Люсинды нацепили на себя украшения со стразами и вырядились в платья для коктейля. На голове же они соорудили нечто невообразимое. Стереосистема сотрясалась от воплей «Малыша Креола».
— Это ненадолго, — пробурчал Патрик.
Он потягивал жуткую бурду под названием «Ночью штормит», которую Грег Фойл нацеживал из металлического шейкера, запотевшего от жары.
— Сомневаюсь, что ваш романчик переживет лето. Он обречен.
Но, сказав это, Патрик невольно улыбнулся, и Пол понял, что брат и сам не верит в то, что говорит.
10
Днем, пока Люсинда была на занятиях, Пол совмещал сразу несколько работ в отделах криминальной хроники и местных новостей в одном из лондонских изданий, именуемом «Хэкни газетт». Он числился также внештатным корреспондентом «Ивнинг стандард» и программы теленовостей «Вечерний Лондон». А еще он предложил свои услуги журналу «Фэйс», и ответственный редактор благосклонно принял его предложение.
Весь мир был пронизан надеждой и новыми ощущениями. Бывали дни, когда Пол почти что задыхался от яркой и насыщенной событиями лондонской жизни, пытаясь подхватить на лету вибрирующие импульсы города. Он воспринимал жизнь как увлекательный фильм. И это было вполне простительно, так как он находился в том возрасте, когда человек занят только самим собой. И в этом фильме, как казалось Полу, он постепенно перерастал роль статиста, претендуя уже на место в основном составе. Нет, он не замахивался на главную роль — его самомнение не было так велико. Но, как здраво рассуждал он, для нее вполне подходила Люсинда. Себе он отводил место пусть и эпизодического, зато очень заметного героя.
Из прошлого Пол сохранил только две вещи. Привязанность к брату и любовь к боксу. Юношей он довольно прилично боксировал, пройдя хорошую школу в клубе Святой Терезы на северной окраине Дублина, а потом отстаивая честь родного клуба на турнирах. Пол ценил в боксе безжалостность, а может, даже и боль. Жесткий режим тренировок буквально вошел ему в плоть и кровь. Поэтому, переехав в Лондон, он не забросил тренировки. В Архиепископском парке можно было поучаствовать в спаррингах, а для поддержания формы Пол стал посещать клуб «Фицрой лодж», расположенный под железнодорожным переходом в конце Геркулес-роуд. Он тратил два вечера в неделю и еще субботнее утро на прыжки со скакалкой, «грушу», спидбол и упражнения на брезентовых матах. Клубом заправлял тренер по имени Мик, худой как жердь и не выпускающий сигарету изо рта. Кабинетом Мику служила каморка из фанеры, устроенная на шатком балкончике над двумя тренировочными рингами. Периодически выныривая из горького облака «Бенсон-энд-Хэджис», он предлагал Ситону побоксировать с одним из своих перспективных новичков. Посещая это святилище силы, Пол поддерживал телесную мощь, исповедуя и возвеличивая тем самым мирскую суету и регулярно принося ей искупительные жертвы.
В пятницу он обычно покидал редакцию «Хэкни газетт» на Кингсленд-роуд не позже четырех и спешил в западную оконечность города на встречу с братом. Вместе с друзьями они отмечали окончание рабочей недели, но Пол не задерживался, быстро заканчивая посиделки, — так вскружила ему голову Люсинда Грей. Выпив на скорую руку с приятелями, он отправлялся на поиски Люсинды — в «Погребок», «Кембридж» или «Перчинку». Отыскать ее было несложно: даже в битком набитом заведении Люсинду невозможно было не заметить.
Так вот, однажды в начале июня, в пятницу вечером, часов около пяти, Пол, расположившись с компанией друзей на плоской крыше школы искусств Святого Мартина, попивал себе «Ламбруско» из внушительной двухлитровой бутылки, купленной в итальянском магазине деликатесов на Олд-Комптон-стрит. Вокруг раскинулся Лондон, колышущийся в жарком мареве и запахах плавящегося гудрона, стряпни уличных торговцев, цветочной пыльцы и молодой листвы. Из заляпанного краской кассетника Фойла раздавалось надрывное пение Хэнка Уильямса. Пол сидел на низком каменном ограждении, как раз над распахнутыми окнами их студии. Горячий ветер приносил оттуда запах масляных красок и скипидара Вечер был по-настоящему знойным, и солнце немилосердно слепило глаза. Они все были в «Рей-Бан», за исключением Фойла, который по привычке смотрел на яркий свет, прищурившись.