— Тише! — шикнул на него Пол.
Они вместе устроились в кресле напротив телевизора, тесно прижавшись другу к другу. Пол по привычке положил руку братишке на плечо, и оба замерли в предвкушении зрелища.
Передача называлась «The Old Gray Whistle Test». И в тот вечер мальчики увидели нечто такое мерзкое, что ни в каком телешоу не увидишь. Музыканты группы оделись на манер средневековых менестрелей в остроконечные колпаки с бубенчиками, шутовские камзолы и вязаное трико. Когда они двигались, принимая разные позы, то напомнили Полу гротескных персонажей Иеронима Босха с иллюстраций в школьном учебнике истории. Песня, которую они исполняли, называлась «Tam Lin». Но Пол тогда еще этого не знал. Сатанинская группа выступала так, словно в них вселились злые духи. По мере того как певица пела куплет за куплетом, их исполнение становилось все более и более разнузданным. Ее голос, однако, вызывал в воображении вовсе не тот мир, который создал на своих картинах фламандский живописец. Это был мир древней Англии с ее друидами и страшными заклятиями. Поистине колдовское песнопение, пробуждающее к жизни Зеленого Джека,[5] и мстительных эльфов, и Джона Ячменное Зерно, и потерянные души, оглушающие страшными воплями туманные болота в лесной глуши.
Увиденное и услышанное в том телешоу потрясло юного Пола. Он, испуганно прижимаясь к брату, смотрел на серый экран, который казался ему тусклым окном в уродливый мир магии.
Только через восемь или девять лет Ситон снова услышал в Тринити[6] ту же песню и смог наконец осознать, что же он тогда видел. Как выяснилось, группа называлась «Фэйрпорт конвеншн». Почти все музыканты в ней были родом из Северного Оксфорда,[7] а вокалисткой они взяли девушку из Уимблдона. Ее звали Сэнди Денни. В группе были также гитарист Ричард Томсон и скрипач Дейв Сворбрик. Выступление музыкантов в «The Old Gray Whistle Test» потрясло впечатлительного мальчугана, пробудив в нем самые дикие фантазии, которые прочно засели в его памяти.
Пол так и не удосужился спросить у Патрика, который был на два года младше его, что тот вынес из просмотра. Впоследствии в разговоре Пол намеренно обходил эту тему. Он хорошо помнил, как в тот вечер они выключили телевизор, накрыли маму пальто и подложили ей под голову подушку, а потом тихонько прокрались наверх, в свою спальню, где улеглись вместе на единственной кровати.
Теперь, лежа в темноте в собственноручно обустроенном гнездышке в Ватерлоо и слушая шум дождя за окном, Пол думал о том, что тогда-то все и началось. Да, это и было началом. Не дом Фишера и не связанные с ним события, а это самое. Именно «Tam Lin» много-много лет назад разбудил в нем страх, который в конечном итоге и был причиной всего этого ужаса.
— Приятно, что вы об этом не забыли, — уже проваливаясь в сон, громко произнес Ситон.
Конечно, пиво, выпитое за разговором со словоохотливым Малькольмом Коуви, придало ему храбрости, но вся его бравада была чисто напускной. На самом деле Ситона приводило в ужас, что они всегда шли на шаг впереди. С самого начала они знали буквально все, каждую мелочь. Над его головой, в мелких лужицах на плоской крыше многоэтажки, явно кто-то шебаршился. Может быть, это скрежет когтей какого-нибудь залетного демона, но, скорее всего, просто ворона или вышедший на охоту одичавший кот.
«Да, скорее всего», — подумал Ситон и провалился в сон.
4
На следующее утро в половине десятого Ситон мирно пил кофе в открытом кафе на Кеннингтон-роуд, радуясь, что сегодня суббота. Выходные он полностью посвящал отдыху, стремясь максимально упростить свою жизнь, свести ее к набору привычек и формальностей, отрицающих любые усилия и, вообще, мало-мальскую работу мысли. Но теперь, после вмешательства Коуви, жизнь снова невероятно усложнилась. Она может стать гораздо более опасной, но, к своему удивлению, Ситон был заранее к этому готов. Преследуемый страхом, он отсиживался в своей норе долгие месяцы и годы, и возможность перейти к активным действиям принесла даже облегчение. Проснувшись на рассвете и с ужасом вспомнив о балагане, устроенном его плеером, Пол подумал о том, что если осуществит задуманное, то вряд ли останется в живых. С горечью в душе он признал, что в любом случае ему нет смысла жить. По крайней мере, такая жизнь ему не нужна. И даже если он сбежит от проблем, это ничего не изменит.
Кафе было итальянским и называлось «У Пердони». Оно имело два входа. Перед ними на тротуаре выстроились блестящие ряды металлических стульев и столиков. За одним из них и устроился Ситон, чувствуя под ногами мокрую после ночного дождя плитку. Красные кожаные банкетки внутри кафе были заняты в основном таксистами. Иногда в кафе попадались случайные туристы, только что сошедшие с поезда «Евростар».[8] Через дорогу находилось угрожающего вида строение из стекла и кирпича — Кеннингтонский полицейский участок, а слева от него — станция подземки Ламбет-Норт. Справа виднелась черная решетка, ограждающая территорию Военного музея, за ней — деревья с поредевшей листвой. К Пердони заглядывали посетители музея — в основном немцы, голландцы и бельгийцы. Они сидели над опустевшими чашечками эспрессо и курили сигарету за сигаретой, к явному неудовольствию таксистской братии. Разумеется, таксисты тоже курили, но, перекусив и перекинувшись парой слов, они возвращались к своим машинам. К тому же, в отличие от туристов, они курили словно исподтишка, пряча в кулаке мятые хабарики.