– А я об этом и не подумал, – сказал Тео, и в его глазах блеснула искра надежды. – Очень даже возможно. Если так, храни ее Бог от несчастий, где бы она ни была…
– И все же мне непонятно – как Роуз могла подняться с постели, выйти из комнаты – и при этом остаться не замеченной супругом? Разве только Эймс спал непробудным сном?
– В том-то и дело, что Эймса с ней не было. По возвращении с бала он нашел под дверью записку, в которой его просили срочно прибыть на соседнюю плантацию. Он пообещал Роуз вернуться, как только освободится, они обнялись на прощание… и больше с тех пор не виделись.
– Поистине твою семью преследуют удары судьбы! Слава Богу, четверо из вас живы и здоровы – ты, твой дед и обе сестры.
– Их зовут Алвина и Бесс. Первой – двадцать семь, второй – двадцать девять. Они тебе непременно понравятся. А вот дед… Он, знаешь ли, ярый приверженец конфедератов – по крайней мере, был, и я подозреваю, что он будет лишь мириться с твоим присутствием, но не более того. Только потому, что ты янки. Вот его-то симпатии будет завоевать действительно трудно.
– Я использую для этого все дарования, отпущенные мне природой, – пообещала я. – И начну прямо с того момента, как мы сойдем на берег.
Тео беспокойно заерзал на кровати и пробурчал:
– Видишь ли, тут вот в чем дело. Я не предупредил их, что мы приезжаем. И я… даже не писал, что вновь женился.
Я была столь обескуражена этим откровением, что на какое-то время потеряла дар речи. Придя в себя, я сказала, насколько могла, спокойно:
– Тео, но почему ты скрыл это от них? Ты же говорил мне, что написал письмо…
– Я говорил, что собираюсь написать, но так и не сделал этого. Мне показалось, что будет лучше, если я сообщу эту новость внезапно, как свершившийся факт. Тогда у деда просто не останется времени на то, чтобы настроиться против тебя. Он увидит красивую молодую женщину, обаятельную, прекрасно воспитанную. И только потом узнает, что эта девушка – янки. Возможно, тогда это уже не будет иметь столь большого значения. Будь ко мне снисходительна, любимая, даже если подчас я делаю то, что кажется неразумным.
Я подошла к нему и села рядом.
– Я никогда не буду тебя ни в чем винить, Тео, – сказала я. – Лишь бы я знала, что жива твоя любовь ко мне. Только это дает мне силы и уверенность. Меня не пугают прошлые несчастья, и я не боюсь никого и ничего – даже твоего грозного деда. Лишь бы ты был рядом.
– Я всегда буду рядом с тобой, всегда! – сказал он.
И его горячие слова развеяли все мои тревоги. Вскоре я уже обсуждала с Тео, что мне следует надеть перед прибытием в усадьбу, с подчеркнутым вниманием выслушивая его соображения по этому поводу. А после мы говорили о разных милых пустяках, весело смеясь и нежно глядя друг на друга.
Глава вторая
На многие мили вдоль берега протянулись причалы. Все суда, какие только можно было себе вообразить, выстроились у пирсов. С широких и плоских барж сгружали скот – лошадей и мулов, привезенных из Кентукки и с верховьев Миссисипи. Иностранные флаги реяли на мачтах огромных роскошных пароходов. А рядом теснились речные баржи, тяжело груженные хлопком и табаком, готовые к долгому неспешному путешествию вверх по великой реке. На оправившемся от военного разорения Юге вновь оживала торговля.
Снова вернулись к своим мирным занятиям плантаторы, сменив военные мундиры на привычные щегольские наряды, а фуражки и кепи – на традиционные широкополые шляпы.
Наблюдателю, возможно, даже могло показаться, что война обошла этот край стороной, если бы его взгляд тут же не отмечал необычайное множество людей с Севера: солдаты и офицеры Союзной армии, толпы торговцев – в черных пальто, застегнутых на все пуговицы, и перчатках, несмотря на удушающую жару.
Мы вышли на широкую площадь. Она была окружена добротными домами из саманного и красного кирпича, выкрашенными в веселые цвета. Каждый из домов имел длинный балкон с коваными железными перилами и ворота, ведущие во внутренний дворик с садом. Между домами на цепях были подвешены фонари, освещавшие площадь в темное время суток.
Но более всего меня впечатлило столпотворение лошадей, телег, вагончиков и экипажей самых разных размеров. Площадь показалась мне самым оживленным местом на земле. А сколько здесь было людей! И каждый из них был достоин того, чтобы обратить на себя внимание – особенно стройные, бронзовокожие креолки.
Здешние аристократы были совсем не похожи на завсегдатаев лучших домов Филадельфии – они держались, не в пример чопорным северянам, весело и непринужденно. Складывалось впечатление, что каждый человек стремился буквально вырвать у жизни все, чем она богата, наслаждаясь различными ее проявлениями. Пока я наблюдала за толпой на площади, а Тео, в сопровождении трех носильщиков с багажом, был занят поисками экипажа, который мог бы отвезти нас к усадьбе, подошел Эдвин Ситон. Он приветствовал меня глубоким поклоном и, протянув руку Тео, сказал: