– Неужели Алвина участвовала во всех этих ужасных злодеяниях?
– Она клянется, что никогда не сделала бы этого, но в случае неповиновения Бесс грозила ее убить. Боюсь, дело еще вот в чем: Алвине всегда была дорога честь семьи, слишком дорога, и она не донесла на Бесс из боязни, что на наш род ляжет пятно позора. Теперь об этом узнают все…
– Когда же ты узнал, кто виновен в преступлениях?
– Всего несколько часов назад, и совершенно случайно. На балу был человек, у которого Бесс и Алвина покупали зеркала. Он подошел поинтересоваться, для чего мы используем такое количество зеркал. Он подумал, что они понадобились для танцевального зала.
– Как все это ужасно…
– Узнав всю эту историю с зеркалами, я бросился искать сестер и, естественно, не нашел их. Именно тогда у меня и созрел план отправить тебя вместе с Эдвином, а самому вместе с дедом следовать на некотором отдалении с тем, чтобы, когда они нападут – а это должно было произойти неминуемо, – схватить их.
– Алвина убеждала меня, что кто-то курил дурманящие благовония… А Бесс… Как они могли…
– Да, – с горечью произнес Тео, – действительно страшно: три жизни принесено в жертву женскому тщеславию в его самой извращенной форме. Покрасоваться на балу – для Бесс это стало целью жизни. Возможно, именно поэтому ее и не избрали в число приглашенных…
– Что с нею теперь будет? Я бы хотела просить о снисхождении для нее…
– Не знаю, что тебе сказать, – пожал плечами Тео. – Но тюрьмы она не избежит.
– А Алвина?
– Я сделаю все от меня зависящее, чтобы с нею обошлись не слишком строго. Она пыталась помешать Бесс, но это оказалось ей не под силу. Ей надо было сразу обо всем рассказать мне. Когда я спросил, почему она этого не сделала, Алвина ответила, что не смела. Я вернулся с войны героем – и вдруг такой позор!
– В чем-то я ее понимаю. Ведь о твоем подвиге писали все газеты. И вдруг после этого попасть в раздел скандальной хроники… Немыслимо!
– Довольно об этом, душа моя! – прервал он. – Сейчас меня больше волнует, что будет с тобой. Конечно, теперь, после пережитых ужасов, ты уже не сможешь здесь остаться…
– Тео, счастье мое, неужели ты думаешь, что мою любовь к тебе что-нибудь способно разрушить? Я не держу зла на этот дом.
– О, Нэнси! – воскликнул он, обнимая меня. – Если бы ты знала, как я боялся, что ты решишь уехать!
– А я боялась, что ты заставишь меня это сделать. Мне казалось, что твое сердце завоевала Сара.
– Глупышка, – улыбнулся он. – Как ты могла такое предположить? Я никогда не любил ее. И не смог бы полюбить, даже если бы не встретил тебя. В ту ночь, когда ты увидела ее взмыленного коня и мокрую попону – да, да, я знаю, что ты видела их! – она ускакала от нас в глубокой обиде. У нас с нею был серьезный разговор, и я прямо сказал ей, что моя любовь к тебе не угаснет и пусть она не надеется на это. Сара скакала домой, не разбирая дороги, и ее конь оступился в реку. Мне тогда показалось, что тебя не стоит посвящать в подобные подробности.
– Клянусь, никогда больше не буду ревновать тебя, – пообещала я. – Я мечтаю помочь тебе одолеть все невзгоды, а дому Мэртсонов – вернуть его былую славу…
Моим мечтам суждено было сбыться. Горе нашей семьи встретило у жителей Нового Орлеана горячее сочувствие; Тео остался одним из самых уважаемых граждан.
Вскоре после того, как выяснились все обстоятельства уголовного дела, Бесс умерла от опухоли мозга. К счастью для нее, в свои последние дни она не осознавала, что творится вокруг нее: в ночь после Марди-грас рассудок окончательно оставил несчастную. Она вообразила себя женщиной неземной красоты и ни на секунду не расставалась с зеркалом.
К Алвине судьи были снисходительны. Поскольку она сама не совершила ни одного акта насилия, ей удалось избежать тюрьмы. Она по-прежнему живет в усадьбе Мэртсонов – почти безвыездно – и редко покидает свою комнату.
Самые разительные перемены произошли в Карле. Иногда у меня создается впечатление, что не я ее хозяйка, а совсем наоборот. Она любит наших детей, как своих собственных, учит их хорошим манерам, попрекает меня за то, что я их балую, но сама при этом зачастую позволяет им всяческие вольности. Карла уверена, что усадьба вместе с ее жителями держится исключительно на ее плечах. К Алвине она добра, как никогда прежде, а к Бесс испытывает теперь только жалость.