Однако даже такой «профи» в своём деле не смог защитить «преступника» от презрения и ненависти одноклассников, так и не поверивших в несчастный случай. Нам пришлось переехать, а мне ― долго приходить в себя: почти полгода я не мог спокойно спать, снова и снова переживая этот кошмар…
Говорят, у каждого человека есть собственный монстр. Сейчас я встретил своего ― не изменившегося за двадцать лет, совсем ещё мальчишку с сердитыми, полными обиды светлыми глазами. Его пухлые губы дёргались, рука теребила почти оторванный воротник злополучной куртки:
— Сволочь ты, Дени! Знаешь же, что Дин и так не спустит пропажу косухи… так зачем потянул свои грабли, придурок, ― он вдруг всхлипнул, и меня затрясло от холода, а щёки пронзили тысячи ледяных иголок. Я с ужасом смотрел на побелевшие от инея руки, понимая, что не могу пошевелиться, но друг как ни в чём не бывало продолжил ныть, ― и как в таком виде показаться Эмили на глаза, да ещё с фингалом, а?
Он шмыгнул носом:
— Кстати, где тебя столько времени носило, совсем про меня забыл, что ли?
Было так холодно, что зуб на зуб не попадал, но голова вдруг заработала яснее, и, с трудом шевеля языком, я спросил того, у чьей могилы много лет назад рыдал в одиночестве, ведь на похороны «убийцу» не пустили:
— О чём ты, Пит? Какие ещё Эмили и Дин? Они давным-давно выросли и поженились. Правда, вскоре разбежались. Не знаю, где они сейчас… Посмотри внимательно, дружище ― разве не видишь, что и я изменился? С тех пор, как мы виделись последний раз, прошло двадцать лет…
Пит замолчал, удивлённо вглядываясь в моё лицо:
— Надо же… И в самом деле, ты выглядишь… э… как-то странно. Говоришь, двадцать лет? Как же так? Я что, тоже постарел?
Виновато опустил голову, не в силах смотреть в его по-детски доверчивые глаза:
— Ты навсегда остался молодым, Пит. В отличие от всех нас…
В этот момент мне показалось, что холод постепенно отступает ― я стряхнул мелкие капли воды с ладоней и, растирая ими замёрзшие щёки, наконец решился снова взглянуть на друга детства. Он стоял, закусив губу и опустив длинные руки вдоль тела, медленно перекатываясь с пятки на мысок, как обычно делал в минуты сильного волнения. Его растерянный шёпот ударил по нервам сильнее любого крика:
— Скажи честно, я ― умер, да, Ден?
С трудом выдохнул:
— Да… Несчастный случай ― когда мы поругались, клянусь, Пит, я не хотел ― нечаянно толкнул, и ты ударился головой о камень…
Он кивнул, задумчиво оглядываясь по сторонам:
— Вот оно что… Прости, сегодня… то есть, тогда я вёл себя как последний осёл. Думал, ты разозлился на меня за «наезд» и запер в сарае, чтобы «очухался». Всё ждал, когда же придёшь, долго ждал… Но вместо тебя тут шныряли какие-то подозрительные типы. Пришлось их немного припугнуть ― было весело… ― он застенчиво улыбнулся, и от этого я чуть не заплакал.
Пит знакомым жестом почесал стриженый затылок, вдруг засмеявшись:
— Выходит, я ― призрак? Ничего себе… Скажи, круто, да?
Я ухмыльнулся сквозь прорвавшие «защиту» непослушные слёзы:
— Ну что за придурок ― некоторых даже смерть не меняет…
Он попытался по привычке шутливо ткнуть друга кулаком в плечо, но рука прошла сквозь меня, что вызвало у него новую волну восхищения:
— Видел? Прикольно… Ха, а ты так не можешь, болван… ― он немного помолчал, добавив уже совсем другим тоном, ― ну что, успокоился?
Теперь его голос звучал грустно, и, заглянув в эти добрые глаза, я прочитал в них сочувствие и… прощение:
— Нелегко тебе пришлось, да, Дени? Бедняга… Понимаю, всё из-за такого дурака. Но ты держись, не сдавайся, пожалуйста…
И тут меня словно прорвало: я выложил всё, что столько лет держал в себе и пережил за эти годы: как сожалею о случившемся, как сильно соскучился по его глупым шуткам, заразительному смеху и неукротимой фантазии. Как стоящему сейчас перед ним взрослому человеку до сих пор не хватает несносного и любимого друга детства…
Я выдохся и замолчал, уже не пряча льющихся по щекам слёз. И эта наконец выплеснувшаяся в мир, столько лет отравлявшая душу боль ― ушла, подарив сердцу такой долгожданный покой и утешение…
Пит или то, что когда-то было моим другом, внимательно выслушал эту исповедь и, подмигнув на прощание, помахал рукой, растворяясь в быстро светлеющем воздухе. Я растерянно оглядывался по сторонам, чувствуя, как только что замерзавшее тело сгорает в невидимом огне, а в груди становится нестерпимо больно. И хоть сердце отчаянно билось, из последних сил разгоняя кровь, хрипящим лёгким не хватало воздуха…