В тот же момент кто-то приподнял его в воздух. Он полетел куда-то, а затем потерял сознание.
Очнувшись через несколько времени и открыв глаза, ему показалось, что он лишился рассудка.
Голова страшно болела, перед глазами плясали какие-то черные круги, все кружилось кругом.
С трудом он приподнялся и принял сидячее положение.
Ему было трудно дышать, так как голова его все еще была закутана в тяжелое, белое одеяло, накинутое на него японцами. Только для глаз и носа были оставлены маленькие отверстия.
В комнате стоял какой-то зеленоватый, призрачный свет.
Ника Картера нигде не было. К ужасу своему Марк Галлан убедился, что он один.
Он хотел крикнуть, но вдруг замер от ужаса.
Висевшие на стене картины вдруг начали медленно раскачиваться.
Марк Галлан закрыл глаза, но какая-то непонятная сила заставила его открыть их снова.
Но то, что он теперь увидел, заставило его вскрикнуть от ужаса.
Он не знал, видит ли он все во сне или наяву.
Рядом с ним, на задней спинке железной кровати, на которой он спал ночью, сидела какая-то огромная птица, вернее говоря, скелет птицы. Из высохшего позвоночника ее вырастали большие крылья летучей мыши. Птица была величиной почти с человека; она громко трещала своим зубчатым клювом и беспрерывно вращала большими, огненными глазами.
Но это было еще не все.
Прямо перед сенатором как бы вырастая из стены, стоял какой-то исполинского роста мужчина, похожий на труп, так как цвет лица у него был зеленый и глаза его были закрыты. Лицо испускало какой-то фосфорический свет, подобно дереву, гниющему в болоте. На таинственном незнакомце был длинный белый саван. Он стоял неподвижно.
Ужаснее всего было то, что фигура эта была прозрачна. Стулья позади нее ясно были видны.
Теперь привидение открыло глаза, похожие на горящие уголья, и медленно подошло к сенатору, приподняв руки вверх. Когда саван упал с рук, сенатор увидел, что это были вовсе не руки, а огромные когти.
У несчастного сенатора волосы встали дыбом и холодный пот выступил на лбу.
Он снова закрыл глаза, но моментально опять открыл их, так как вдруг раздался страшный треск.
В комнате стоял громадный скелет. Сенатор не мог понять, откуда он взялся, но ему показалось, что он вырос из пола.
На скелете сидела голова с рогами и длинными ушами летучей мыши. По-видимому, скелет этот изображал шута: он низко поклонился сенатору и начал какую-то пляску, похожую на кэк-уок.
Марк Галлан не вытерпел.
— Картер! Картер! — крикнул он, забыв о том, что сыщика в комнате не было, — на помощь! спасите!
Но крик, по-видимому, еще больше подзадорил посетителей сенатора: птица начала размахивать крыльями и качать свой длинный клюв из стороны в сторону. Привидение в саване то вытягивалось в неимоверную вышину, то сокращалось, то распухало. При этом голова вращалась во все стороны. Костлявыми руками оно размахивало по воздуху, и сенатору несколько раз казалось, что руки эти касаются его головы, хотя он не ощущал ни прикосновения, ни удара.
Вдруг привидение сняло с себя свою собственную голову и бросило ее скелету. Тот поймал голову налету и бросил ее назад. Таким образом чудовища затеяли игру в мяч, причем голова, перебрасываемая из стороны в сторону, вращала огненными глазами и высовывала язык.
Но когда скелет швырнул голову в Марка Галлана, последний глухо вскрикнул и лишился чувств.
Когда он очнулся, кругом было темно.
Все, что так напугало его, исчезло.
Шерстяное одеяло все еще закрывало его голову.
Дрожащими руками он попытался снять с себя одеяло, но это удалось ему лишь после долгих усилий.
Он глубоко вздохнул, а затем крикнул:
— Картер! Где вы?
Ответа не было.
Только теперь сенатор вспомнил, что Картера давно уже не было в комнате.
Но все-таки он еще раз крикнул:
— Картер! Отвечайте же, где вы?
Но тщетно прислушивался он, затаив дыхание.
Не было слышно ни звука.
Сенатор тяжело вздохнул и встал.
Все его тело болело, но к удовольствию своему, он убедился, что цел и невредим.
Крайне осторожно Марк Галлан ощупью добрался до того места, где находился выключатель.
Он заметил при этом, что стены уже не заряжены электричеством.
После долгих поисков он нащупал выключатель и включил его, но света не было. По-видимому, ток был отключен.
У сенатора по спине пробежали мурашки. Он остался один посреди темноты в этой ужасной тюрьме.
«Быть может, Картер лежит без чувств в соседней комнате?» — подумал Марк Галлан и стал осторожно искать дверь.
Но он так и не нашел двери.
Теперь он начал ощупывать стену, но тоже без всякого результата.
Обойдя три раза всю комнату, он пришел к убеждению, что дверь была заперта его невидимыми мучителями.
Марк Галлан в отчаянии схватился за волосы.
Кое-как добрался он до стула, грузно сел на него и закрыл глаза.
«Если бы кто-нибудь сказал мне двое суток тому назад, что я буду сидеть один в железной клетке, то я заявил бы ему, что он помешался, — подумал он, — что же будет дальше? Что случилось с Ником Картером? Опасаюсь, что он чувствует себя гораздо хуже, чем я. А может быть, ему удалось бежать? Нет, этого быть не может! Ник Картер не оставит друга в беде, да еще в такой ужасной! Да и как он мог улизнуть из этого проклятого дома с его бесчисленными тайнами и дьявольскими сооружениями? Быть может, он уже убит? Но что же будет со мной? Я не вынесу дальше этих пыток! Если они повторятся, я лишусь рассудка! Лишь бы не это! Лучше умереть в ужаснейших мучениях». Чем больше сенатор обдумывал свое положение, тем больше им овладевало отчаяние.
Теперь, когда он остался один, без Ника Картера, для него уже не было спасения. Оставалось либо предать родину, либо умереть!
— Предателем я не буду, — простонал Марк Галлан, — лучшим моим достоянием всегда была моя честь, она останется им до последнего моего вздоха! Ты можешь отнять у меня жизнь, Мутушими, но не честь! Ты можешь пытать меня, я в твоей власти, ты можешь убить меня, но ты не можешь сделать из меня изменника! Марк Галлан умрет честным и порядочным человеком!
Как бы в ответ на эти слова раздался дьявольский хохот.
Вдруг послышался ясный голос барона Мутушими.
— Марк Галлан не умрет! Он будет моим союзником, он и впредь будет считаться честным человеком, ибо никто никогда не узнает, что он получает от Японии жалованье в полмиллиона долларов только за то, что выдает маленькие секреты!
— Не трудитесь напрасно, барон, — ответил сенатор, к которому сразу вернулось его самообладание, — японцы понятия не имеют о том, что такое честь и порядочность! Подобно обезьянам, японцы подражают всему тому, что им в нас нравится, но они далеко не могут сравниться с нами!
— Мы с удовольствием отказываемся от этого, — гласил резкий ответ, — японцы люди рассудка и не поддаются пустым словам. Мы интересуемся сущностью вещей. Если мы усвоили себе культуру бледнолицых людей, то мы подражаем им также в коварстве и злодеяниях. Бросьте, сенатор: вашими патетическими фразами о чести вы никого не прельстите! Полмиллиона долларов в год — это не пустяки! Вы сами американец и, как таковой умеете ценить власть денег!
— Не стоит тратить слов, Мутушими, — возразил сенатор, — повторяю вам, я не взяточник и останусь верен своей родине до последнего вздоха.
Японец опять расхохотался.
— Это мы еще увидим! — крикнул он, — я вижу, что то, что вы пережили недавно, не сломило еще вашего упорства. Вы, по-видимому, желаете еще более подробно ознакомиться с тайнами этого дома. Отлично, я исполню ваше желание. До сих пор я баловался, но теперь я проявлю всю строгость и жестокость.
— Делайте, что хотите! — презрительно воскликнул сенатор, — я документа вашего все-таки не подпишу!
— Это ваше последнее слово?
— Последнее!
— Извольте!