Главного садовода области охватило небывалое смятение, он всегда умел подчиняться и исполнять все указания, теперь же не знал какому решению подчиниться, хотел угадать нужный исход, который надумает ставить стоящая над ним скрытая сила, и обязательно примкнуть к этой силе.
Со стола на него смотрела военная фотография белобрысого стриженого солдата, с упрямым взглядом прижимающего двумя целыми руками автомат Шпагина, с круглым магазином.
...На большой лесной поляне: орудия, лошади, машины, люди. Со скрипучего неба падают бомбы: рвут землю, валят деревья, корёжат железо, убивают людей и животных. Горит земля, пылает: металл, деревья, люди. Горит жизнь, все куда-то бегут, и Лёнька тоже бежит, люди лишились рассудка, орудийные лошади взбесились, ржут, ищут укрытия в лесу, вся дымная поляна кажется перерытой, блиндажи превращаются в удобные могилы, полк из четырёхсот человек, на глазах перестаёт существовать. Вслед раненой лошади, в лес убегает офицер с прыгающей полевой сумкою на боку, Лёня их обоих догоняет, ещё взрыв рядом: падает лошадь с оторванной упряжью, падает офицер, падают деревья, и падает он, поражённый обезумевшим сотрясением мозгов, кругом только смерть и окончание всех бед. Контуженый человек вползает в живот разодранной лошади; весь мокрый в крови, и автомат весь в красной жиже. Нет памяти, нет чувств, нет брезгливости от льющейся зелёной мочажины из желудка лошади и, оторванной головы человека с уцелевшей сумкой на безголовом теле, которое ещё шевелит живые конечности.
...Тишина. Вся одежда в липкой лошадиной крови. Лёня соскребает приставшую красную клейковину со своей одежды и ощупывает своё уцелевшее существование; кровь только лошадиная. Куда пропала поляна с полком он не знает, идёт, пробирается сквозь бомбовый тлеющий бурелом, везде лежат стволы, ветки, убитые люди и, видит в дыму санитарную машину на поляне. Санитары в серых халатах, подбирают шевелящихся солдат, он начинает соображать, что санитарная машина не станет вмещать целого человека, его не погрузят для тыла. Поместят в другой полк, который тоже разбомбят и, он тогда уже не будет живым. Расшатанная голова кладёт руку на оголенную бомбой холодную спину убитого однополчанина и простреливает руку, испачканную лошадиной кровью. Солдат испортил необходимую войне конечность и почувствовал тёрпкое тепло жизни, которую ему подарили пули, заключил, что навсегда сберёг своё существование; он направился к санитарам несущим носилки. Они перешагивали лежащие обугленные трупы, стволы сосен и ёлок - превратившиеся в чёрную щепу. Рука становилась тяжелей головы, боль начинала ползать по всему телу, красный крест на белой будке начинал плыть в тревожных глазах. Медсестра не могла отличить кровь лошади от человеческой крови, мыла спиртным тампоном простреленную руку и давала нюхать нашатырь...
Теперь у Леонида Алексеевича нет автомата. Круглый пулевой магазин из карточки, - молчит. Руку с частью прострелянной кости давно отрезали; осталось постоянное разочарование в обиженных уничижённых глазах, которые щиплет дым пропавшей войны.
...Дым ползёт по всему зданию Дома профсоюзов, горит гранит, везде бегают люди, ищут спасения от огня, а его нигде нет. Стучат раскрытые двери, валится мебель, раскрываются окна, отовсюду вторгается пламя. Люди как живые факелы падают из окон на булыжники Куликово поля, их поджидают санитары. Они железными палками гасят огонь, который горит из нутра поломанных людей. Четыреста - женщин, мужчин, подростков, - и все превращаются в изломанные истлевшие трупы, валяющиеся среди горящих камней.
Потомки тех, кто строил это здание, смотрят с возбуждённым воображением, видят выползшую энергию своих дедов, которая тлела столько лет, и наконец воспламенилась ядовитым мщением.
... Леонид Алексеевич открывает глаза, перед ним главный бухгалтер, он принёс платёжные ордера, которых надо расписать для обозначения стоимости: камней, земли, и дыма в небе.
- Что!.. Аркадий Петрович, здание ещё горит?..
- Вам видно приснилось, - говорит главбух, и раскладывает накладные.
- Какой к чёрту сон, если я нюхом вижу гарь, даю руку на отсечение, что к нам идёт твёрдая действительная явь. Я из такого всесожжения, уже однажды выходил.
За дверью слышались: шум, треск, взрывы...
Леонид Алексеевич, выбежал из кабинета, заспешил по лестнице наверх пятого этажа, его охватил внезапный ужас настоящей войны.
Аркадий Петрович, оглядел пустой кабинет, и пошёл вслед за начальником.
- Это погибель! Я хочу в свой полк! - кричал он. Разбил стёкла окна обрубком руки, ...и пропал.
Аркадий Петрович поднялся до последней ступени марша, подошёл к ветреному окну, булыжники Куликова поля стыли мёртвой гарью снизу. Леонид Алексеевич тоже лежал среди мёртвых.
Был совершенно обугленным.