ГЛАВА СЕДЬМАЯ
1
Есть, есть все-таки радости на этом свете!
Еще не успело отыграть в воротцах стальное кольцо, еще не успел он как следует войти в заулок да потрепать здоровой рукой Лыска, который со всех ног бросился навстречу хозяину, а в доме уж загремели, загрохали двери, и вот уж все три дочери виснут на нем.
- Руку-то, руку-то, сатанята!
Эх, жаль, не может он сейчас подхватить их на руки да на руках втащить в дом. Любил он раньше, возвращаясь домой, проделывать такие штуки!
Стол по случаю семейного праздника - и дочери из Москвы приехали, и хозяин из больницы вернулся - накрыли в столовой, а не на кухне. Но первым делом, конечно, не еда, а домашний смотр: кто как за это время вырос.
- Давай, давай, выходи на показ! - весело скомандовал умывшийся, посвежевший Михаил, занимая свое хозяйское место за столом.
Кареглазая, рослая Вера выскочила в джинсах, в одном лифчике (чтобы не заставлять ждать отца), и мать по этому поводу высказалась:
- Срамница! Не стыдно - растелешилась?
- А чего стыдно-то? - несказанно удивилась Вера. - Это перед папой-то стыдно?
Она круто тряхнула темными косами, повернулась так, повернулась эдак еще чего, папа?
Да, эта вся нараспашку - никаких секретов от отца. Зато уж Лариса без кривлянья обойтись не могла - клевакинская породка! Вдруг ни с того ни с сего начала закатывать голубые наваксенные кругляши, вилять задом - как будто вовсе и не отец перед ней сидит, а какой-нибудь парень или мужик. А в общем-то, подумал Михаил, и эта ничего. В городе ее ровня такие номера откалывает - ой-ой! Сам видел.
Под конец всех уморила младшая - тоже стала вертеться перед отцом. И тоже в брючках.
- Так, так, девки, - сказал Михаил. - Штанами обзавелись. Теперь еще матери осталось разжиться.
- Вот, вот! Только и не хватало матери этого добра.
- А что? - Михаил подмигнул Раисе. - Социалистические накопления не позволяют?
- Ой, папа! - взвилась со своего стула Вера. - Я и забыла. Тебе подарок от Бориса Павловича. И вот на столе уже три бутылки самолучшего пивка. Чешского! Со знакомыми яркими наклейками. И Михаил подряд, без роздыху осушил две бутылки.
Начались расспросы и рассказы о Москве, о том, что видели, где были, как принимала своих племянниц тетка.
Лариса, конечно, была без ума от Москвы, по ней тамошняя жизнь, и, надо полагать, туда со временем и уберется. Сумеет приласкаться, прильнуть к тетке. А Вере Москва не понравилась.
- Да ты что? - только и мог сказать Михаил.
- А чего - все одно и то же, никуда ке выйдешь.
- В Москве-то никуда не выйдешь?
- Ну! Плюнуть негде, все народ. Вот, папа, то ли дело у нас! У нас хоть босиком можно досыта набегаться, луку свежего до отвала поисть. - И как начала-начала уминать зеленую траву за обе щеки с хрустом, с прищелкиванием белыми крепкими зубами - любо смотреть.
- Ну а что-нибудь-то тебе понравилось все-таки? - продолжал допытываться он.
- Понравилось, - кивнула Вера. - Мотоцикл гонять. Ой, папа, какой мот у мальчишки с соседней дачи - в обморок упадешь! Когда мы купим?
- Игрушка тебе мотоцикл-от! - сразу же осадила ее мать. - Знаешь, нет, сколько он стоит?
- Когда-нибудь купим, доча, - сказал Михаил, а про себя подумал: до чего же похожа на него Вера!
Ведь и ему, откровенно говоря, скучновато было в Москве. Жил, конечно, глядел на все, в каждую щель нос совал, но господи, как же он обрадовался, когда сошел с самолета на архангельском аэродроме! А когда под его ногой запели деревянные мостки райцентра, он ведь как самый последний дурак прослезился.
2
Целый месяц было тихо по вечерам возле пряслинского дома, целый месяц никто не буровил воздух вокруг, а сегодня Михаил вышел на крыльцо мотоциклы фыркают: кавалеры на своих железных кониках подъехали. Сразу трое - Родька Лукашин в белой рубахе да Генка Таборский с Володей Фили-петуха.
Последних двух он обычно не замечал - сопленосые еще, оба в школу ходят, катают Лариску и ладно, - но с Родькой приходилось считаться. Взрослый парень, его ровня уже в армии отслужила.
- Привет, привет, Родион! - поднял здоровую руку Михаил, спускаясь с крыльца.
Родька - все одинаковы ухажеры - просто расцвел от его ласки.
- Как жизнь молодая?
- Не жалуюсь, дядя Миша.
- Мать как?
- Мама ничего, болеет все, - ответил, улыбаясь, Родька и вдруг весь вытянулся: Вера из дому вышла. Михаил по звону покатившегося с крыльца ведра узнал дочь - всегда торопится, всегда спешит.
Его тоже охватила какая-то непонятная спешка: быстро затоптал недокуренную сигарету и в дровяник - чего смущать молодежь?
- Папа, ты куда?
Вот девка! Вот отцово золото!
Он часто разорялся, пилил жену - нет наследника, а может, и зря? Может, плюнуть надо на этого наследника? Ну девка, ну не парень. Да какому парню уступит его Вера! Косить, дрова рубить, на лошади ездить - любого парня заткнет. А осенью из школы придет, ружье за плечо, за мной, Лыско! - и пошла шастать по лесам-борам.
- Папа, папа, посмотри-ко!
Вера подбежала к Родькиному мотоциклу, с ходу завела его и в седло. Описала круг, описала другой, и только ее и видели. В общем, показала отцу, чему научилась за месяц в Москве. А про кавалера своего и забыла, и Михаилу как-то неловко было смотреть на приунывшего Родьку.
3
Кончился праздник, кончился отпуск у жизни. Пора было приниматься за дело. И, войдя в дом, Михаил спросил у жены:
- Ну что тут у вас? Сено не прибрала?
- Прибрала. Родька помог.