Подумаешь, дал поносить... Убудет его? Ну возьму обратно... Сейчас взять? Завтра?
- Гад... Сволочь! - выдохнул Михаил.
- Но, но, потише, потише, дядя Миша! Чья бы мычала, а твоя-то бы молчала. Я еще не дошел до того, чтобы и тетке и племяннице фигли-мигли делать...
- Родька... Родька, что говоришь? - умоляющим голосом простонала Анфиса Петровна.
Ничто не остановило Родьку. Пиджак с вешалки сдернул, дверью бабахнул так, что стаканы забренчали на столе, а на мать даже и не взглянул. И тут Анфиса Петровна опять расплакалась:
- Все, все вложила в него... Ничего не пожалела... Думаю, мы с отцом жизни не видели, пущай хоть он за нас поживет...
- Вот и зря! Этой-то жалостью и испортила парня! - рубанул сплеча Михаил.
- Дак что же по-твоему, хороший человек только в беде родится? Хорошая жизнь человека портит?
- А черт их знает, что их портит!
Михаил забегал по избе. И вообще, у него у самого кругом шла голова: где теперь Вера? что причитает Раиса? Ведь наверняка все Пекашино теперь только и делает, что треплет имя его дочери.
ГЛАВА ВТОРАЯ
1
Сережа Постников, сын Фили-петуха, нынешней весной вернувшийся из армии, ровно в полшестого, из минуты в минуту, как договорились, дал гудок.
Михаил, конечно, был уже начеку. Он выбежал из дома, кинулся в мастерскую будить дочь.
- Вставай, вставай, невеста! - с шуткой начал теребить ее. - Женихи приехали!
Вера поднялась, не проронив ни слова. Лицо у нее было бледное, осунувшееся, хмурое, ~и он понял: не спала. А ведь вечор, когда он, прибежав от Анфисы Петровны, заговорил с ней о Родьке, виду не подала, что переживает. Даже оборвала его, когда он стал слегка выгораживать парня дескать, бывает это в молодости, заносит по глупости. "Давай, папа, договоримся раз и навсегда: подлецов не защищать. Хорошо?" - "Хорошо", сказал Михаил и был очень доволен, что все так легко обошлось.
Не обошлось.
Однако утешать и вразумлять дочь было некогда - с улицы один за другим долетали гудки, да и что сказать? Где найти нужные слова?
Кое-чего перехватили, попили чаю.
- Ну, прощайся иди с матерью, - сказал Михаил, но тут Раиса, тягуче зевая, выкатила на кухню сама.
- Говорила я: поезжай, девка, заране, дак нет, на проводы надо...
- Ну ладно, ладно, - замахал жене Михаил. - Опять ты за свое?
- Да как! Уехала бы вчера-то, знаешь, как хорошо! В школу бы пришла вовремя, свеженькая, чистенькая, а то ведь ты носом клевать на уроке-то будешь, а не учиться. Да и опоздаешь еще.
- С чего она опоздает-то? Два часа до района ехать, а сейчас только шесть.
- А дорога-то? Забыл, какая у нас шасе? Да еще машина сломается.
Михаил схватил чемодан и сумку, пошел на выход, потому что все равно жену не переговоришь. Выспалась, подкрепила за ночь силы - кого хошь теперь на лопатки положит.
Из будки весь в сене, сладко потягиваясь, вылез Лыско. Но вдруг увидел свою любимицу, собравшуюся в дорогу, и завыл.
Вера расплакалась, обеими руками обняла пса, бросившегося ей на грудь. Не вчерашняя ли боль и обида выплескивались в этих слезах?
- Давай-давай! Не навек уезжаешь! Вера оттолкнула Лыска, затем бегло, торопливо обняла мать; Раиса обиделась:
- Вот как у нас! Собаку готова съисть, час целый жала, а до матери едва дотронулась.
Сережа сам залез в кузов, чтобы увязать Верины вещи, затем с игривым полупоклоном раскрыл дверцу кабины:
- Прошу пассажиров!
- Нет, я в кузове, - сказала Вера.
- Да почему в кузове-то? - удивился Михаил. - В кабине-то мягче, меньше трясти будет.
Но Вера уже поставила длинную ногу на колесо, потом подтянулась на руках и легко перекинула тело за борт. Сережа обиженно закусил губу, совсем как отец, и Михаил сказал себе: понятно, понятно, и тебе моя девка задурила голову. То-то вчера сам стал навязываться - не надо ли утром отвезти Веру в район?
Грузовик тронулся. Вера встала в кузове во весь рост - второе солнышко засияло над землей, свое, доморощенное, только что омытое слезами. И Михаил смотрел, смотрел на это солнышко да и не выдержал - со всех ног бросился догонять машину. Решил хоть немного проводить дочь. Есть время! До развода еще целых два часа, да если и опоздает на развод, не беда: работа известна ремонт старого коровника. На худой конец, отстукает лишний час после работы.
2
- Ну как, как, доча? Хорошо?
Машину качало и бросало как пьяную: распсиховавшийся Сережа гнал не разбирая дороги. А Михаил все кричал и кричал Вере, обхватив ее правой рукой, а левой держась за кабину:
- Да улыбнись же, улыбнись! Смотри, какое сегодня утро!
И вот наконец добился своего - когда выехали на Нижнюю Синельгу да впереди увидели Марьюшу, всю раскрашенную осенним пестрым кустарником, робкая улыбка осветила Верино лицо.
Тут бы ему и проститься с дочерью, тут бы ему и повернуть на сто восемьдесят градусов, тем более что как раз возле нового моста за Синельгу повстречали знакомую попутку из Заозерья. Так нет, давай дальше! Давай с ветерком по Марьюше! А насчет машины чего переживать? Встретили одну, встретим и другую.
Не встретили. Пехом пришлось отмахать семь верст.
Но зря, зря он вгонял себя в пот. Зря разорялся из-за того, что на работу опаздывает. Его напарнички тоже не очень изнуряли себя на трудовом фронте. Сидели под навесом, папироска в зубах и ха-хо-хо да хо-хо-ха!
- Михаил, слыхал, у нас два писателя завелось? Он подозрительно стрельнул прищуренным глазом в сторону Фили-петуха, обежал взглядом остальных: с какой стороны подвох? что за загадку ему загадывают?
- Да ты что - ничего не знаешь? - с запалом вскинул лысеющую голову Филя. - Начальство из области приехало. Нашего управляющего чесать.
- Его начешешь! -усмехнулся Михаил.
- Вот Фома неверный! Мужики, вру я?
- Правда, правда, Михаил. Виктор Нетесов да Соня-агрономша заявление накатали в область. До ручки, мол, дожили. Принимайте срочные меры.
Михаил опять усмехнулся:
- Хорошо бы! Только Виктор-то Нетесов с каких пор стал на амбразуру кидаться?
- С каких... Разве не слыхал, как они сено принимать на Пашу ездили? Таборский: пиши тридцать тонн для ровного счета, а Виктор: нет, тут, на Паше, и в травные-то годы двадцати тонн не было. Вот у них расстыковка и вышла.