В прохладной комнате со сводчатым потолком витал спертый запах, раздражающий нюх. Единственным освещением тут служила тонкая полоса лунного света, пытливо просачивающаяся сквозь щель меж двумя плотными портьерами. Смятая темная постель не первой свежести, толстый слой пыли на редко пользуемой мебели и разбросанные повсюду пустые бутылки из-под кровяного вина. Одним словом, царил бардак, в котором Иккинг чувствовал себя… никак. Он не помнил, когда в последний раз горничные прибирались у него. Последней в покои больше недели назад заходила Эльза в ту злополучную ночь, когда он чуть не убил оборотня Диккенса. И оставила после себя одновременно пьянящий и мерзкий аромат крови.
Сын Стоика, поджав колени к груди, забился в холодном углу четырёх стен и пытался заглушить противные голоса в голове. Опять приступ, опять одиночество. Тело ломило адски, кровь в жилах вскипала, животная жажда раздирала горло. Нечто похожее происходило в ночь Эльдаро. Затем его присмирили как собаку, как бешеного пса, забывшего хлесткий звук кнута. Всё это вновь повторялось так скоро. И Иккинг не мог понять почему. Он ведь дал согласие на свадьбу, искренне радовался вчера, глядя на Эльзу в прекрасном белом платье. Что тогда? Почему в голову опять лезли темные мысли, а клыки требовали плоти?
Иккинга передернуло, он зажал ладонями уши, словно это могло помочь, уткнулся потным лбом в колени, сильнее зажмурил уставшие глаза, отгоняя противные образы. Вампир не в состоянии больше удерживать сидячее положение размяк, словно неживой. Скатившись по стене с флизелиновыми обоями , он лёг на бок, руки безжизненно упали рядом и тяжелые веки застыли в полуоткрытом виде.
Недолгое время спустя в дверь осмелились гулко постучаться. Иккинг не шевельнулся. Сил еле хватало для поддержания дыхания. Вчерашняя свадебная ночь отобрала накопленную после инцидента с оборотнем энергию.
Не получив разрешения, Смэлл все равно нырнул в густую тьму комнаты. Ровными шагами он прошел к центру, каблук кожаных оксфордов заглушал серый ворсистый ковролин. Щелчком мозолистых от долгой писанины пальцев Йоргенсон зажег старые светильники, вспыхнувшие в темноте подобно россыпи маленьких звёзд. Утомленный от нескончаемой ночи, он медленно повернулся к углу, откуда почувствовал сиплое дыхание кузена. На обоих сидели праздничные костюмы, оба не находили сил даже переодеться, но из них двоих хуже всего приходилось Иккингу.
— Брат, — надтреснуто обратился к нему Смэлл, садясь на корточки рядом. Широкая ладонь робко потянулась для ободряющего поглаживания, но Иккинг вздрогнул, будто любое прикосновение сейчас могло превратить его в ничто. — Что с тобой происходит, брат?
Тонкая линия сухих губ скривилась в полуулыбке. Иккинг насмехался над редким проявлением глупости кузена.
— Ты ведь дал своё согласие на свадьбу, — непонимающим тоном продолжал Смэлл.
Взрослея рядом с Иккингом и Эльзой, Смэлл всегда чувствовал себя среди них третьим лишним не только из-за большого возраста, он просто-напросто не мог проникнуть в их мир, в котором они чувствовали себя вдвоём превосходно. Врожденная логика от отца отказывалась и не могла объяснить, почему привязанность кузена и дочери Агнарра стала настолько сильной.
— Дело не только в Эльзе, — признался Иккинг. — Впервые мне сейчас так паршиво на душе не из-за неё. Никогда не чувствовал подобного.
— Что тогда? — в этот момент Смэлл ненароком призадумался: что бы сделала Эльза на его месте? Как бы приободрила Иккинга? И понял, будь тут она, хватило бы лишь одного её присутствия. Никаких слов, никаких нотаций. Молчание этой вампирши и простой добрый взгляд поддерживали в Хэддоке жизнь. А теперь всё это принадлежало Владыке. — Если дело не в Эльзе, то в чем же?
— Ты видел как вела себя Астрид на свадьбе? — неожиданно произнёс Иккинг, заставляя Смэлла перемотать пластинку воспоминаний. На празднике информатор Владыки часто поглядывал в сторону Хофферсон, которая выдавливала на лице улыбку окружающим, чтобы не испортить общее веселье. — Только дурак бы не увидел, как внутри она умирала от боли в сердце. И всё из-за меня. Иногда мне кажется, я несу наказание за своего отца. Этакая расплата за его небывалую славу.
— Неудивительно, что мать Мериды считает тебя большим идиотом, чем меня. Хватило же ума додуматься до такого, — смех дался Смэллу тяжело. От боли в ногах он сел по-турецки, позволив себе сгорбиться. — Не имею право что-либо советовать тебе в любовных делах. Да и знаю, что ты меня все равно не послушаешь. Скажу только, что Астрид всегда говорит противоположное тому, о чем думает. Немного напористости вместе с твоим тупизмом. И она тебя наверняка простит. Так что перестань маяться, как желейная барышня, и действуй, осел ты арбузный.
При упоминании осла и арбуза братья улыбнулись, предаваясь воспоминаниям. Они были маленькими, когда родители их повезли на природу и решили покататься на ослах. Упрямое животное, на котором ехал Иккинг, учуяв остатки выкинутого кем-то арбуза, кинулось на поиски лакомства. Хэддок так и просидел на седле час в ожидании, когда его «доблестный конь» насытиться. Смэлл с Эльзой целый месяц припоминали ему этот случай и заливались смехом.
— Будешь теперь моей нянькой, изредка захаживающей в комнату? — съязвил Иккинг.
— Нет, я пришёл с радостной вестью. Тебе позволили испить человеческой крови.
Последние слова Смэлла приподняли Иккинга с места. Он с подозрением на ложь взглянул на него, ища некого подвоха.
— Я тебя сейчас покусаю за такие жестокие шутки, — пригрозил сын Стоика.
— Не шучу. Уже начались приготовления.
Владыка сам отдал мне приказ, чтобы после свадьбы я устроил всё для тебя.
— Не хочу, — резко прозвучало из уст Иккинга к удивлению кузена, он даже отвернулся к стенке, словно маленький мальчишка.
— Чего? Не хочешь? Это ещё почему?
— Не хочу принимать его подачки. Это он так снисходителен за мое согласие на их свадьбу.
Иккинг не стал говорить, что не только не хотел принимать подачку, но и перебивать вкус крови Эльзы, который до сих пор помнил. Да, на язык попала горечь крови Владыки, но первые секунды были невообразимы, покуда в горло лилась часть Эльзы.
— Хватит быть дураком, Иккинг. Скоро война. Эта так называемая тобой подачка сейчас необходима. Не пойдёшь сам, я за шиворот поволоку тебя.
— Хоть скажи, чью кровь мне придётся пить? — без энтузиазма вопрошал кузен.
— Молодая кровь девушки. Она с детства мечтала стать вампиром. Хочешь, можешь оставить её в своих служанка, хочешь, можешь отпустить. Тебе решать. Но она готова вдоволь поделиться своей кровью, лишь бы ты сделал её вампиром.
— Вот дура, — только и сказал Иккинг, тяжело вставая с места.
***
Чуть меньше недели… Эльза считала каждую ночь до заветного события. Лёжа в кровати в обнимку с Джеком, порой глядя за его спину, она видела, как в бархатной тени их покоев стояла Валенсия и мерзко улыбалась. От этого она крепче прижималась к груди любимого вампира, сильнее обвивала руками шею, не желая отдавать мужа его безумной сестре. И Джек всё чувствовал.
Он молча позволял жене нежиться у его оттаявшего сердца, а сам начинал целовать каждую родинку, каждую впадинку на её теле. Неделю до главных приготовлений король вампиров не выходил из покоев, эта неделя после свадьбы полностью принадлежала им двоим.
В это же самое время Астрид бегала от Иккинга, избегая с ним серьезного разговора, на который он напрашивался. Ей нравилось играть с ним в подобные кошки-мышки, излучая на лице притворный холод. Нравилось таким образом наказывать его, видеть, как он каждый раз расстраивается, когда она в очередной раз отворачивается от него, отходит, убегает, не смотрит на него. Но чем больше становился военный лагерь перед резиденцией Джека, тем менее преступнее становились стены к сердцу Астрид. Страх не вернуться всё чаще смещал обиду в сердце девушки. И, наконец, в одну из ночей она позволила себе на радость Иккингу остаться на месте и не сбегать от него.