Выбрать главу

пролог

Распахнув глаза, Ванда по привычке шлепнула рукой по второй половине кровати, где обычно спал Мэл. Ладонь приземлилась на мягкую постель, и девушка невольно поморщилась. Вечно просыпаться одной, Ванде порядком поднадоело, но она любила своего мужа и готова была терпеть от него что угодно. Да и разве обижаются на близких? «Но мог хотя бы этот месяц никуда не ходить», – мрачно подумала она. Несколько дней назад ее сбил велосипедист из-за чего она сломала ногу, и ковылять  с дочерью в школу самой ей сейчас совсем не улыбалось.

Но делать нечего, муж на работе, я на хозяйстве, солнце над деревьями: пора вставать, – подбадривала она себя, – прочь тоска, этот день будет моим! Но все же странно, обычно Мэл возвращается еще до рассвета. Заложив костыли подмышкой и уперевшись на них, девушка поднялась с кровати. По дороге на кухню Ванда бросила короткий взгляд на часы, которые показывали восемь, и решила, что даст дочери еще поспать, а сейчас кофе. «Через час нужно быть в школе, но мы успеем, – думала она, – тут недалеко».

Ванда зашла на кухню, пожарила яичницу, сварила черную рассыпчатую массу в кастрюльке, сделала глоток, а остальное выплеснула в раковину. Фу! Ну и мерзость, – скривилась она. Но все же этот глоток ее разбудил.

На утренний туалет Ванда потратила гораздо больше времени, чем рассчитывала, поэтому покончив с вечным женским проклятьем она поспешила разбудить дочь.

Постучав в дверь, Ванда ласково позвала.

– Милая просыпайся, пора в школу.

Девушка толкнула дверь, и та с легким скрипом медленно отворилась. Окно на распашку, в кровати никого не было.

Ванду охватил ужас.

испытание первое

1

– Доброй ночи родная.

Пожелал муж жене, поцеловал спящую дочь в детский наивный лоб, и вышел за порог. Мэл всегда проделывал эту процедуру именно в начале второго ночи, так как считал, что полиция с этого часа начинает испытывать отвращение от своего труда и становится медлительней. Что сказать…необъяснимое явление. Но проверенная закономерность и собственный опыт парня, как и тот факт, что Мэл до сих пор был на свободе, железобетонно являлись доказательством сему.

Оказавшись на улице, Мэл достал мобильный телефон и набрал своему приятелю, который ответил с первого же гудка. Мэл любил его за это. В динамик телефона ворвался жуткий шум в сопровождении громкой музыки и если бы мужчина вовремя не отвел мобильник от уха, то возможно бы оглох на неприличное время, что человек его профессии позволить себе просто не мог.

– Ну что! – крикнул он наигранным бодрым голосом. Смотрю, ты уже проснулся. Ты готов?

На другом конце линии музыка смолкла, но стало слышно странное двойное чавканье и что-то в этом звуке Мэлу показалось знакомым.

– Не-а, я не спал, – ответил мужской голос. Он явно что-то ел, – я только из клуба, вот еду к тебе.

Разобравшись с одним звуком, Мэл прислушался ко второму, что-то булькало и хлюпало. Он улыбнулся. – Ты не один я так понял?

Повисло недолгое молчание. Потом протяжное мычание.

– Ммммммда!

Опять молчание. – Извини, что ты сказал?

Мэл улыбнулся ещё шире. – Да ничего. Сколько лет знаю тебя чувак, ты нисколько не меняешься.

Раздался легкий удовлетворённый смешок, и следом женский голос, Мэлу показалось что-то требующий.

– Ладно, я через десять минут у тебя, – отрезал Гиб. Походи пока вокруг дома покури, обдумай все. В этот раз мы идём на рисковое дело, это будет вила одного моего богатого знакомого. Он вдруг резко замолчал. – Ладно, жди меня.

Прохладный ночной ветерок обдавал лицо Мэла почти с полчаса, пока не приехал его друг, Гибсон. Сладкий ментоловый запах гуляющий по салону автомобиля веял с примесью табака и недавнего секса, о чем Гиб не замедлил похвастать, как только дверь машины отворилась

– Вот это штучка! – сказал он, как всегда неудачно парадируя кавказский акцент. Э–э, че–е, – передразнил его Мэл садясь в машину. Когда ты уже возьмёшься за голову?

Привычку так произносить слова Мэл перенял у Гибсона за долгие года дружбы, но после того как жена сделала ему тонкое замечание сказав: бедненький может тебя врачу показать; в присутствии семьи он перестал так выражаться. Но рядом с другом это было сделать сложнее.

Оставалось лишь покончить с куревом, и, Мэл надеялся, что это будет их последнее дело, на которое они идут.

– Зачем мне браться за голову? – спросил Гибсон, намеренно поставив ударение на «е», что бы получилось «э!». Ведь для этого есть шкуры…

Порядком подустав слушать этот похотливый бред Мэл его перебил, – ну, что, куда мы? – спросил он.

– Ооо, братуха! – протянул Гиб. Он думал, что этой фразой можно зарядить любую ситуацию подходящим и правильным настроем. Будь то важная встреча или будь то, как вчера у него дома: О, братуха! Мэл сидел в кресле, когда в комнату вошел Гибсон и сказал это. Сидевший напряг все свое внимание готовясь к чему-то важному, когда услышал – братуха, наконец я посрал! Гибсон умел играть на нервах так же искусно, как Бартоломео Кристофори умел играть на пианино.