«Это точно. Только ты больше не на змею похожа, а на жабу. Морщинистую. И бородавчатую», — девочка глянула из-под ресниц на ком бородавок, выглядывающий у Горшихи из левой ноздри.
— А мы тебя когда-то прочили в слуги герцогу Вадеру, — монахиня покачала головой с притворным вздохом. — Слава богам, тебе браслетов не досталось.
«Вот уж точно, слава богам!» — не смогла не согласиться с нею Сайка, вспомнив подслушанный в управлении разговор.
— У-у-у, негодница! — монахиня погрозила ей кулаком, заставив отшатнуться. — Посмей только хоть раз еще о чем-нибудь попросить!
«Когда это я у вас что-то просила?» — мысленно возмутилась Сайка.
— Если б не завет матери-настоятельницы, я бы тебя и вовсе выгнала, — продолжила Горшиха. — Где это видано, чтобы воспитанница монастырского приюта таскалась по ночам неизвестно где? Я всегда знала, что ты — порченый плод.
«Воняю здесь не я, вообще-то», — так же беззвучно парировала Сайка.
— Смотри у меня: если принесешь в подоле, выставлю без зазрений совести, — Горшиха ткнула Сайке в лицо корявым пальцем. — Паскудница. И кто только позарился на такую?
«Завидно, что ли?» — Сайка не удержалась, и вопросительно подняла бровь.
— Кожа да кости, — монашка презрительно поджала губы. — И коса коротюсенькая. Подержаться ведь не за что. Это ж как надо по бабе соскучиться, чтоб на такую дохлятину глаз положить, а?
«И чего зациклилась на этом?» — Сайка с тоской покосилась на улицу, откуда слышались довольные возгласы воспитанников приюта: видимо, обед уже закончился.
— Хорошо, что слуги герцога тебя сегодня не увидят: будешь сидеть в молитвенной и полировать браслеты.
«Черт, опять эти браслеты», — Сайку передернуло. Горшиха это заметила, улыбнулась и добавила:
— И пока все до блеска не натрешь, не выйдешь оттуда.
Она триумфально подтянулась. Потом подумала немного над своими словами и быстро добавила.
— И даже если все отполируешь, все равно до следующего утра не выпущу: поспишь на голых досках: будешь знать, как ночевать, где попало! А теперь марш в молитвенную, пока гости не приехали.
«Гости?» — Сайка на миг задумалась, а потом вспомнила: точно, сегодня же ежегодная проверка. Приедет герцог (точнее, его представитель) и куча слуг дома Санвай. Будут читать пафосные речи, благословлять сирот и угощать их сладостями. А может быть, даже выберут нового слугу: давно уже не выбирали. Или возьмут какую-нибудь симпатичную послушницу в жены камердинеру или конюху. Да вот только тех, кто носит браслеты, почти не осталось: посвящение-то больше не проходит. Так что выбирать особо не из кого. С тех пор, как умерла мать-настоятельница, монахини приютили от силы десятерых, да и тех, как и Сайку, никто в послушники монастыря не принял.
Сайка догадывалась, что при жизни матери-настоятельницы у монастырского приюта была какая-то важная задача: наверняка же магию запечатывали браслетами не просто так. Но после ее смерти видно что-то разладилось, и десяток новых «приемышей» бегал свободно, без всяких там железяк. Несколько раз в монастырь приходили личные стражи герцога и что-то искали в комнатах покойной, но всякий раз уходили раздраженные и неудовлетворенные.
Сайка была из тех, кто еще застал прежние времена, и на нее тоже должны были надеть браслеты. Но в ночь посвящения матери-настоятельнице как раз стало плохо: старую женщину сразил удар, и к утру она скончалась, так и не придя в сознание и не передав секрет посвящения новой прислужнице богов. Сайка не знала, расстраиваться ли по поводу того, что теперь ей не суждено было попасть в дом герцога, или радоваться тому, что отныне она — совершенно свободный человек, не обязанный всю жизнь провести в монастыре, дожидаясь, пока ее призовут. Но мать-настоятельницу было жаль: она была доброй, хоть и строгой женщиной, и никогда не наказывала почем зря, как Горшиха, а только за дело.
— Сиди здесь, — монахиня втолкнула ее в большое и пустынное помещение с высокими сводами. — Браслеты в ящике у алтаря. Щетки, тряпки и прочее — вот. И чтоб ни звука до завтрашнего утра!
И Горшиха, громко хлопнув дубовыми дверями и лязгнув снаружи засовом, утопала к себе.
— Озабоченная корова, — тихо прошипела ей вслед Сайка, подхватывая ведро со щетками и направляясь в сторону длинного деревянного ящика, здорово напоминающего гроб. Откинув крышку, она с тоской и омерзением уставилась на гору черно-серебряных браслетов и тяжко вздохнула. Наверное, герцог такой же псих, как и Горшиха, раз ему непременно нужно, чтобы все слуги носили эту пакость. Конечно: вон как стильно выглядят. Словно наручи древних воинов.