— Отстань, — отмахнулась она, когда он коснулся ее шрамов.
— Вы простудитесь, — он накинул платок ей на голову.
— К черту иди, — она снова замахнулась на него, и только сейчас сообразила, что в одной ее руке по-прежнему зажата почти пустая бутылка, а в другой — ведро. И с помощью этих предметов она зачем-то пытается идти на четвереньках.
— Этот мир полон идиотов, — простонала леди Ветта, стягивая платок с волос на лицо и усаживаясь на попу. — Ну почему, почему меня никто никогда не слушает, а?
— О чем вы? — осторожно поинтересовался Кан гадая, говорит ли она о чем-то серьезном или просто несет всякую пьяную чушь.
Вместо ответа леди Ветта сдернула платок с лица и уставилась на мастера суровым и укоризненным взглядом из-под бровей.
— Ладно, можете не рассказывать, — тут же пошел на попятный Кан и поднял руки, словно собирался сдаться. — Но, честно говоря, я уже так устал от ваших странностей и недомолвок, что готов вытерпеть любые побои, лишь бы вы уже наконец успокоились. Вот чем вам помешал ребенок? Почему вы вечно напиваетесь всякий раз, как встречаете посланников герцога? И что, в конце концов, произошло тогда, десять лет назад?
Они уставились друг на друга. Он — с надеждой, она — с сомнением. В глазах миледи мелькнуло что-то странное, она открыла было рот, чтобы заговорить, но потом вдруг резко замкнулась в себе, снова превратившись в пьяное чудовище. Мастер Кан вздохнул.
Когда-то она была совсем другой. Тихая девочка, упорно скрывавшая лицо под вуалью. Всегда избегала общества людей, но часто пряталась и подслушивала разговоры слуг. Когда ее на этом ловили, она отворачивалась и молчала. Со временем ее способность игнорировать людей превратилась в настоящее искусство. Тогда еще совсем юный охранник Кан этого не понимал, и нисколько не винил ее братьев и младшую сестру в том, что те, не скрываясь, презирают странную затворницу, и когда ему велели защищать леди Ветту, был этим очень недоволен.
Но затем что-то изменилось. Ему начал нравиться их дуэт: таинственная леди, лица которой никто никогда не видел, и ее Белый мастер. Тихий шелест страниц среди библиотечных стеллажей, задумчивые посиделки на поросшем травой обрывистом берегу реки, бесконечные прогулки по заброшенным и разрушенным Слиянием улицам были нисколько не похожи на будни обычных аристократов. Вынужденный сопровождать ее всюду, Кан заметил, что его подопечная совершенно лишена человеческого общества. Ее избегали все: родители, брат, сестра, прочие родственники и именитые гости. Других же знакомых у нее не было. Из-за этого она практически не разговаривала, хотя довольно много читала. Ее тянуло к людям, но общаться с ними она не могла. Кан догадывался, что под ее вуалью скрыто что-то нехорошее, но подглядывать за девушкой считал ниже своего достоинства и упорно ждал случая, когда загадка разрешится сама собой.
День за днем он наблюдал за ней. Научился слышать ее желания по дыханию, читать настроение по движению плеч, угадывать отношение по наклону головы. Научился говорить с ней так, чтобы редкие моменты ее разговорчивости длились дольше двух фраз. И однажды, когда ему предложили более перспективную работу, он, к удивлению всех, отказался и остался телохранителем леди Ветты. Что послужило причиной этому, он и сам не знал, просто чувствовал: он не может ее бросить.
Но в тот день, десять лет назад, все изменилось. Привычно явившись спозаранку к воротам дома Санвай, он обнаружил, что там царит какая-то суматоха, а люди подавлены и напуганы — особенно те, что работали в самом доме. Кан поговорил с другими охранниками и узнал, что ночью при странных обстоятельствах погиб брат леди Ветты. Но герцог почему-то не вызвал городскую стражу. Более того, он даже собственных слуг — всех, кроме нескольких, которым особо доверял — выставил за пределы внутренних стен. Люди строили предположения — одно другого причудливее — а правда скрывалась за закрытыми дверями. Оттуда время от времени доносился плач, ругань, споры. В какой-то момент оттуда стал долетать и голос его подопечной — непривычно злой и громкий. Она была не просто расстроена, она была в бешенстве. Затем раздался грохот, дверь открылась, и по ступеням быстро сбежала во двор леди Ветта. Она сорвала с себя украшения, побросав их на камни, скинула шляпку вместе с вуалью, впервые явив миру обезображенное лицо. А потом заявила всем собравшимся, что уходит, и спросила, кто пойдет с ней. Все промолчали. Вот тогда-то мастер Кан и сделал выбор, навсегда определивший его судьбу.