– Нет, – испуганно произнес Шурик и добавил: – Лучше я тогда ей вовсе ничего говорить не буду. Ну, что я был у вас…
– Вот это правильно, – одобрил решение Белокурова Лев Иванович и, провожая его, пожал руку и попросил: – Вы уж, когда Анохин в следующий раз напишет в чате, нам позвоните. Не сочтите за труд. И его сообщение не удаляйте, договорились?
– Ладно, позвоню, – нехотя пообещал Шурик.
И он выполнил бы свое обещание, но Сашка Анохин за эти два дня ему так и не написал. Правда, Шурик не очень по этому поводу беспокоился и даже где-то в глубине души радовался, что Сашка не пишет ему. Не очень-то хотелось Шурику, чтобы лучшего друга снова в тюрьму посадили. Но, с другой-то стороны, Белокуров понимал, что Сашку нужно обязательно наказать. Женщин, которых Анохин обманул, Шурику тоже было жалко.
Жене, как он и обещал Гурову, Белокуров ничего не рассказал, но все эти два дня все равно был как на иголках, словно в ожидании чего-то нехорошего. Дома и на работе он был рассеян и сосредоточивался только тогда, когда работал над нанесением рисунка и самой татуировки. Хорошо, что Нины в эти дни не было дома. Она уехала в очередную командировку. Нина часто уезжала куда-то по своим дизайнерским делам, но редко говорила Шурику, куда именно едет и какие проекты там, в других городах, реализовывает. Она не говорила, а Шурик не допытывался.
Нина вообще была женщиной независимой и самостоятельной. С Шуриком она хотя и жила в одной квартире и даже считалась его законной женой, но финансы у них в семье были не общие. У Нины были свои доходы и расходы, а у Шурика свои доходы и общие с их Ниной расходы. Но Белокурова такой не совсем справедливый расклад совсем не напрягал. Он, Шурик, вообще был мужиком без особых претензий к жизни. Носил свои немногочисленные вещи аккуратно, в еде был непривередлив. Жизнь вообще его никогда разносолами не баловала. Какие могут быть разносолы в детском доме?
В квартире, в которой он жил с Ниной – а это была небольшая двухуровневая квартира-студия, – царил современный минимализм. Нина, как неплохой дизайнер интерьера, отделала жилище по своему вкусу – в стиле «дешево-богато». Шурику же было все равно. Ему без разницы было, в каком стиле выполнен дизайн интерьера его небольшой квартирки. Главным для него было, что Нина живет рядом с ним.
Обычно Нина, когда уезжала, сама звонила Шурику по вечерам, и они минут двадцать разговаривали. В основном она расспрашивала Шурика о его работе, о том, что он сегодня ел, как вообще провел день. Но вопросы эти всегда были какими-то казенными, пустыми. Задавались они как нечто обязательное. Да и ответы на вопросы, как понимал Шурик, выслушивались примерно так же – по обязательству. Белокурову даже иногда думалось, а слышит ли Нина его ответы или она спрашивает его просто для того, чтобы создать видимость заботы о нем. А сами ответы ей неважны. В одно ухо влетели и в другое вылетели.
Шурик знал, что Нина его не любит. Он это чувствовал. Знал и чувствовал, но все равно был рад, что она рядом с ним, что не ушла, не бросила его одного. Шурик не любил быть один. Ему хотя и нравилось одиночество как таковое, но он предпочитал, чтобы это одиночество было одно на двоих. Чтобы рядом, когда он один, все-таки кто-то находился. Желательно тот, кого Шурик любил и о ком мог заботиться. И ему было не важно, любили ли его в ответ на его любовь. Главное, чтобы его не обижали и позволяли себя любить. Точно так же, как в свое время неказистый и толстый Шурик «Прыщ» полюбил и привязался к своему однокласснику Сашке Анохину, точно так же он полюбил и привязался к Нине.
А с Ниной его познакомил именно Сашка. Только тогда ее звали не Нина, а Эвелина. Впрочем, Шурик не очень был в этом уверен. В том, что Нина и Эвелина были одной и той же девушкой. У Нины волосы были светлые, а у Эвелины – темные. У Нины глаза были серые, а у Эвелины – темные как ночь. Да и одевались они по-разному. В остальном же Нина была очень похожа на Эвелину. Как художник, Шурик мог бы уверенно сказать, что это одно и то же лицо. Но вот как Александр Белокуров, Шурик был в этом не уверен.
Дело в том, что в детстве Саше Белокурову поставили диагноз прозопагнозия. Это такое заболевание, при котором человек неспособен удерживать в памяти и узнавать уже когда-то виденные им лица. И хотя с Шуриком в свое время много занимались специальной терапией, он все равно часто путался и сомневался. Наверное, именно поэтому ему было проще привязываться к тем, кого он просто любил, любил даже тогда, когда плохо помнил их лица.