Подавая блюда, Соня думала: кто же из сидящих за столом людей убийца? А может, это повариха, сиделка, шофер, кто-то из охранников или садовник с уборщицей?
7 августа
Кристина рисовала. Вернее, она просто яростно била кистью о холст, порождая странное нагромождение мазков. Из них постепенно вырисовывался зловещий образ убийцы. Кто этот монстр, постоянно жаждущий крови: мужчина или женщина? Художница видела на полотне выступает оскал, похожий на морду горгульи, порождение тьмы...
Вчера они с адвокатом составили завещание, и Кристина видела, как высоко взлетели брови Арнольда Витальевича. Кристина усмехнулась. Он спросил ее, хорошо ли она подумала. Наверно, решил, что она не в своем уме. Теперь Кристина не боялась умереть...
Потом приехала Ирэн, усталая и измученная. К Арнольду Витальевичу добавился еще один адвокат. Через пару часов после обеда художница решила сходить в парную, смыть с себя всю эту грязь, налипшую за последнее время. Обычно она предпочитала более щадящий хамам - турецкую баню, облицованную итальянским мрамором. Но теперь ей захотелось более мощной очистки. Горячий пар Кристи не жаловала, но очистить поры, дать организму чистую, дышащую кожу, успокоить нервы сейчас ей требовалось отчаянно. Хозяйка сказала Соне, что пойдет в сауну. Позвала с собой Ирэн. Та с готовностью присоединилась: хотелось хоть ненадолго забыть о свалившихся в последнее время бедах. Звали и Марианну с Линдой, но те отказалась: у матери болела голова, а у дочки начались критические дни.
Женщины не спеша сбросили одежду и невольно оглядели друг друга по-женски оценивающим взглядом. Рыхлая, белокожая, рыжеволосая Ирэн с нежными веснушками на лице и плечах невольно вздохнула, глядя на смуглое, поджарое, почти девичье тело художницы. А ведь почти ровесницы...
Кристина взяла березовый веник, свежий, просто изумительный. В меру длинный и зеленый, легенький, кругленький, чуть приплюснутый с боков, листочки зелененькие, маленькие, такая прелесть!
Женщина вошла в мыльную, замочила веник, вдохнула густой травяной аромат, зажмурившись от наслаждения. Немного постояв и подышав целительным березовым духом, рванула в парилку, отделанную североамериканским кедром, деревом прочным, полезным для здоровья и ароматным. Бархатный на ощупь пол из тикового дерева ласкал подошвы: из тика в старину делали палубы, чтобы у моряков ноги по мокрому дереву не скользили. Банный термогигрометр в виде двух соединенных циферблатов показывал температуру и влажность воздуха.
Разрумянившаяся Ирэн зачерпнула ковшиком воды из бочки, плеснула на раскаленные камни: она, в отличие, от художницы, была большой любительницей пара. Камни зашипели по-змеиному, выпустили густые молочные клубы. Воздух был чистый, пар свежий, легкий. Ирэн поддала еще и еще. В полном восторге Кристи поднялась на полку и... тут же спустилась. На верху от жара ломило уши. Не пар, а ураган. Вернулись в мыльную.
Некоторое время спустя они с Ирэн снова пошли в парилку, от души похлопали друг друга веником, а потом распаренные, красные, как спелая клубника, молча сидели на нижней лавке и потели, потели...
Прогревшись, кажется, насквозь, Кристи нырнула в бассейн. Вода была настолько ледяная, что перехватило дыхание, и художница насилу вышла оттуда. Было полное ощущение того, что тело уже и не ее вовсе, и легонько звенит.
Вернулась в предбанник. Соня принесла кувшин домашнего кваса, его Степановна делала по особому рецепту, на хмелю, с лесными ягодами и изюмом. Накатили ароматного медового кваску. Холодненького, аж зубы заломило. Ягодками мочеными закусили. Сидели потом, закрыв глаза от блаженства. Много думали. Потом отбросили все мысли и пошли обратно в парную. Парилась долго. Было ощущение полета и радости. Потом натирали кожу и солью, и медом, и хвойным экстрактом, млея от удовольствия... Вымыли головы. Тело пело...
- Еще разок?
Ирэн кивнула.
Женщины напоследок вошли в парилку. Внезапно Кристи показалось, что раздался какой-то странный звук. Прислушалась. Нет, померещилось. Посидели еще немного. Ирэн поднялась.
- Пора и честь знать.
Кристи потянула ручку двери. Дверь парилки не открывалась. Она была сделана из африканского дуба абаши, чтобы не размокала, не разбухала и сильно не нагревалась, с большой деревянной ручкой, похожей на скобу. Капризная Марианна не раз предлагала заменить «деревяшку» на более стильную и практичную стеклянную дверь. Обеспокоенная женщина подергала еще раз, сильнее. Бесполезно. Что-то мешало. Теперь уже более мощная Ирэн изо все сил рванула ручку двери. Не вызывало сомнения, что дверь чем-то подперта. Нужно было что-то предпринимать...
Кристина вытащила задвижки из вентиляционных отверстий и через пару отдушин, размером чуть больше ладони в парилку начал поступать холодный воздух. Одна из задвижек располагалась на высоте тридцати сантиметров от пола рядом с печью. Вторая - на противоположной стене на расстоянии тридцати сантиметров от потолка. Прижаться к ним лицом и дышать свежим воздухом не получалось из-за их неудобного расположения, обеспечивающую циркуляцию воздуха.
Затем Кристи схватила ковшик и начала лупить им по двери, по стенам, по полу и потолку, пока совсем не выдохлась. Ирэн в это время кричала изо всех сил. Позвонить бы, да мобильники оставлены в предбаннике. А Соне они сказали, чтобы не беспокоилась, они будут мыться еще долго... Кричать и стучать было бесполезно, они и сами это понимали... Но отчаяние не позволяло бездействовать. А жара тем временем становилась все нестерпимее.
Ирэн начала плакать.
- Это конец, Кристи, это конец... Бедный Яша!
- Может, вылить воду из бочки и попробовать ею выбить дверь?
Ирэн покачала головой.
- Бесполезно. Здесь негде разогнаться. Но если вылить воду, станет прохладнее.
Крис не согласилась.
- Нет, Ирэн, мы будем пить воду и так охлаждать тело. А к ужину нас хватятся. Разве ты не поняла, что тот, кто нас закрыл, поставил температуру на максимум? По крайней мере, мы с тобой теперь точно знаем, что мы - не убийцы.
Ирэн застонала и закрыла глаза: она знала, что максимум электропечи - сто двадцать градусов. Это конец. Они тут просто изжарятся, как куры на вертеле.
Стало еще жарче. Кристина и Ирэн попили воды и снова сели на пол, там немного прохладнее. Вся надежда была только на Соню. Температура в парилке медленно, но неуклонно поднималась. Ирен начала задыхаться. Женщины встали, попили, умылись холодной водой и вылили по ковшику на головы. Ирэн уже дышала ртом. Кристи тоже почувствовала, что у нее начинается одышка. Художница взяла ковшик, облилась водой, а затем облила Ирэн. Та сидела, опустив голову, красная, как вареный рак, и хрипло дышала. Внезапно глаза женщины закрылись, и она начала заваливаться набок. Крис попыталась удержать грузное тело, но у нее не хватило сил. Художница вскочила, схватила ковшик и вылила воду на голову толстухи. Ирэн не шелохнулась. Тогда Кристина начала обливать ее с ног до головы. У нее самой закружилась голова. Крис облилась и начала хлопать Ирэн по щекам. Та открыла глаза.
- Ну, наконец-то, - прошептала художница.
Она напоила подругу по несчастью, затем попила сама. Температура поднялась еще выше. Теперь они уже лежали на полу. Ирэн снова потеряла сознание. Кристи опять начала обливать ее водой. Она почувствовала, что задыхается. Положение становилось уже критическим.
Крис снова попила и вылила ковшик на голову. Если бы она могла, то затащила бы Ирэн в бочку с холодной водой, но сил не хватало. Впрочем, вода уже не была такой холодной. Неужели они обречены?! Соня, ну вспомни же о нас!
Кристина не знала, сколько уже прошло времени... Ей казалось, что здесь, в этом пекле, она уже вечность. И она начала молиться, как учила ее когда-то бабушка. Внезапно голова закружилась, и темнота накрыла с головой...
Соня помогала Степановне готовить ужин. В кухню зашел Антон, попросил апельсиновый фреш. Положил на стол букет из трех ярко-алых роз, пахнущих почему-то малиной. Несмотря на то, что дизайнер был теперь членом семьи, молодой человек продолжал с удовольствием выполнять свою работу. Соня решила отнести фрэш и женщинам, которые, наверно, уже скоро кончат помывку.