Потеряшка ответила ей печальным взглядом. Она была по-прежнему большая.
— Потеряшка, — велела Чармейн, — стань маленькой. Быстро. Я приказываю.
Потеряшка печально повела кончиком исполинского хвоста и осталась прежнего размера.
— Если она волшебная, — заметил Питер, — то, наверно, сама сможет превратиться, если захочет.
— Да замолчи ты! — рявкнула на него Чармейн. — Что ты тут устроил, а? Кто же пьет крутой кипяток?!
Питер хмуро поглядел на нее из-под всклокоченных мокрых волос.
— Я хотел чашку чаю, — сказал он. — Чтобы заварить чай, нужен кипяток.
Чармейн ни разу в жизни не приходилось заваривать чай. Она пожала плечами.
— Да что ты говоришь? — Она подняла голову к потолку. — Дедушка Вильям, у вас тут можно попить чаю?
Снова послышался ласковый голос:
— Если вы в кухне, то постучите по столу, душенька, и скажите: «Чай». Если вы в гостиной, постучите по столику на колесах в углу и скажите: «Послеобеденный чай». Если вы в спальне…
Ни Чармейн, ни Питер не стали дослушивать про спальню. Они ринулись вперед, захлопнули дверь ванной, снова ее распахнули — Чармейн твердой рукой повернула Питера налево, — протиснулись в проем в кухню, повернулись, захлопнули дверь, снова открыли ее и наконец очутились в гостиной, где заозирались в поисках столика на колесах. Питер заметил его в углу и добежал туда первым.
— Послеобеденный чай! — закричал он и с размаху ударил по пустой стеклянной столешнице. — Послеобеденный чай! Послеобеденный чай! Послеобе…
Когда Чармейн подскочила к нему и схватила за занесенную руку, столик уже был уставлен чайниками, молочниками, сахарницами, чашками, лепешками, мисками взбитых сливок, варенницами, тарелками горячих гренков с маслом, горами плюшек и блюдом с шоколадным тортом. С одной стороны столика выдвинулся ящик, полный ножей, вилок и ложек. Чармейн и Питер в одну секунду подкатили столик к сыроватому дивану и уселись пировать. Минуту спустя в дверь просунулась огромная голова Потеряшки и принюхалась. Увидев столик, Потеряшка с некоторым усилием протиснулась в гостиную, после чего задумчиво и величественно подкралась к дивану и положила громадный мохнатый подбородок на спинку позади Чармейн. Питер покосился на Потеряшку и машинально передал ей несколько плюшек, которые она и проглотила в один присест, но с превеликой вежливостью.
Прошло добрых полчаса, когда Питер наконец отодвинулся от столика и потянулся.
— Здорово было, — сказал он. — Что ж, с голоду мы не умрем. Чародей Норланд, как в вашем доме получить обед? — спросил он эксперимента ради.
Ответа не было.
— Он отвечает только мне, — пояснила Чармейн не без нотки самодовольства. — А я его сейчас спрашивать не буду. Перед твоим приходом мне пришлось разбираться с лаббоком, и я падаю с ног. Пойду спать.
— А что такое вообще лаббоки? — спросил Питер. — Считается, что моего отца убил лаббок.
Чармейн была не в настроении ему отвечать. Она поднялась и направилась к двери.
— Стой, — сказал Питер. — Куда убрать все со столика?
— Понятия не имею, — бросила Чармейн. Она открыла дверь.
— Стой, стой, стой! — крикнул Питер и бросился за ней. — Покажи мне сначала мою комнату.
Да, наверно, придется, подумала Чармейн. Он же лево и право не различает. Она вздохнула. С крайней неохотой она пропихнула Питера сквозь гущу пузырей, которых в кухне стало только больше, чтобы он забрал свой ранец, а потом повернула его налево, обратно в дверь, в коридор со спальнями.
— Занимай третью, — сказала она. — Эта моя, а первая — дедушки Вильяма. Если не понравится, их тут несколько миль. Спокойной ночи, — добавила она и ушла в ванную.
Там все было покрыто инеем.
— Тьфу ты, — сказала Чармейн.
Когда она оказалась в своей спальне и натянула ночную рубашку, слегка испачканную чаем, Питер выскочил в коридор и закричал:
— Эй! Ватерклозет замерз!
Не повезло, подумала Чармейн. Она забралась в постель и тут же заснула.
Примерно через час ей приснилось, что на нее уселся мохнатый мамонт.
— Уйди, Потеряшка, — пробормотала она. — Ты слишком большая.
После этого ей приснилось, что мамонт не спеша слез с нее, что-то урча, и тогда она погрузилась в другие, более глубокие сны.
ГЛАВА ПЯТАЯ,
в которой Чармейн принимает у себя перепуганную родительницу
Проснувшись, Чармейн обнаружила, что Потеряшка пристроила свою обширную голову на постели, прямо поперек ее ног. Остальная Потеряшка громоздилась на полу белой мохнатой грудой, занимавшей почти всю комнату.