И что в итоге? Она горько рассмеялась…
Глава 3
Старые друзья
Артист – я постепенно познаю,
Какую жизнь со мной сыграла шутку злую:
Чужую жизнь играю, как свою,
И, стало быть, свою играю, как чужую.
Виталий Вербицкий спустился в вестибюль, повел взглядом. Навстречу ему поднялся с дивана тощий, скромно одетый молодой человек. Около дивана стоял небольшой черный чемодан. Режиссер всмотрелся. Долгую минуту мужчины изучали друг друга…
Режиссер Молодежного театра Виталий Вербицкий был видным мужчиной: рост под два метра, зычный голос, коса-блонд до пояса. И одевался он нестандартно, с огоньком: туники, тоги, широченные слаксы, бусы и цепи. Сандалии римского легионера с заклепками, предмет гордости – отдельная тема. Вербицкий рассекал по улицам города – и авто тормозили, и происходили ДТП, и народ пялился. А некоторые даже бежали следом с мобильником и фотографировали. Слава, однако! И в Молодежный театр не попасть, билетики за три квартала с тройной переплатой, и репертуар сомнительный. То есть репертуар в полном порядке: известные имена, известные названия, крутая классика. Но тексты подавались в обработке режиссера или, как принято сейчас говорить, по мотивам. Причем с налетом как бы нездоровой эротики, кстати и некстати, чаще некстати… Хотя кого этим сейчас удивишь! По мотивам «Пигмалиона», по мотивам «За двумя зайцами», по мотивам «Дяди Вани» и так далее. Одна мысль постоянно будоражила город: а что наш Виталя выкинет на сей раз? Представление на площади? Уличное шествие в театральных костюмах? Балаган в городском парке с клоунами, скоморохами и полуприличными частушками в псевдонародном стиле? Даже те, кто был в театре в последний раз еще в детском саду, с удовольствием включались в обсуждения и таким образом приобщались к искусству. Как сказал один средней руки чиновник из управления культуры, человек читающий и не чуждый интеллигентского как бы диссидентства: «Если бы Виталия Вербицкого не существовало в природе, то его следовало бы выдумать». Город гордился Виталием. Сам же он называл себя «бродителем умов» или попросту «бродилкой». Театр два раза закрывали, снова открывали, неоднократно публиковали о нем ядовитые материалы, но слишком колоритной фигурой был режиссер, чтобы взять его голыми руками. Тем более у него были видные поклонники и, главное, поклонницы. А еще по городу ходили слухи, что столичные театры все пороги истоптали в надежде наложить лапу на культового режиссера, но не тут-то было! Лапы прочь от нашего Витали! Режиссер позиционировал себя как патриота, верного горожанина и одного из столпов общества в области прекрасного.
Долгую минуту они рассматривали друг друга…
Молодой мужчина, как мы уже заметили, был скромно одет, добавьте сюда – плохо выбрит, худ и сутул, казалось, он перенес тяжелую болезнь. Длинные темные волосы в беспорядке рассыпались по плечам. Худое смуглое лицо, не лишенное привлекательности, неуверенный взгляд пронзительно-синих глаз, неуверенная улыбка – похоже, он был готов к тому, что ему откажут…
– Глебушка! – зычно вскричал Виталий, ринувшись на пришельца. – Глебушка Кочубей! Разбойник! Штукарь! Какими судьбами?
Мужчины обнялись.
– Пошли посидим в «Сове»! Расскажешь!
И они отправились в «Белую сову», которая по ночам радовала завсегдатаев и ценителей прекрасного стриптизом, а днем была обычным рестораном с разумными ценами.
– Ну, рассказывай, Глебыч! Где ты? Слух был, что в берлинском «Бурлеске». На побывку домой? В родные пенаты потянуло? Надолго? – Виталий засыпал друга вопросами.
– Был в «Бурлеске», да… Клоунада, буффонада… Все было. Было, и прошло. Знаешь, Виталя, все приедается в конце концов. Надоело гаерствовать, надоело фиглярствовать. Хочется для души. Старость, видать. – Голос у него был приятного теплого тембра и слегка сиплый.