Оно принадлежало мужчине лет достаточных для цирроза печени, соответствующей наружности и выводов патологоанатома. Но на капитана Точилина мужик глянул глазами неожиданно чистыми и наивными, как у младенца. То ли впервые протрезвел со дня окончания ПТУ, то ли, наоборот, только сейчас понял, от чего столько лет отказывался.
Пахомыч, нетвердо сидя на табурете, один за другим натягивал болотные сапоги.
– Что, всё так плохо? – глянув на них, нахмурился Арсений.
– Полный Йеллоустон!.. – обрадовался почему-то Пахомыч, затягивая подвязки на брезентовом монтажном ремне.
– Там, внизу, – пояснил Ильич. – Пресня. Река, запертая в трубу. Коллектор иногда переполняется, и вода идёт в подвал…
– Это Месопотамия… – также беспричинно, как только что радовался, огорчился теперь Пахомыч, бросив подвязки и охватив руками голову.
– Месопотамия? – насторожился капитан.
Ильич, похоже, установил с сантехником какой-то невербальный контакт, потому что, не задумываясь, расшифровал:
– В речку теперь канализацию спускают со всего района.
– Иссык-Куль… – оживлённо закивал матерчатым шлемом Пахомыч.
– Я уже понял, – проворчал Точилин, невольно оглядываясь в поисках другой пары болотных сапог.
Как назло, никакой другой болотной пары не усматривалось. Арсений недовольно поморщился. Его гримасы Пахомыч понял по-своему: порылся на антресолях шкафа и, шумно обдув пыль, протянул ему респиратор:
– Что да, то да. Стратосфера…
– «А уж амбре там, милостивый государь…» – по-своему перевёл сантехника капитан и покачал головой. – Учился бы у народа целомудрию… Оклахома.
– Ну, прямо пик Коммунизма! – ощерил редкие гвозди зубов сантехник. Похоже, что растворяющееся в C2H5OH сознание Пахомыча цеплялось за более-менее значительные географические объекты. Он снова, но уже как дар уважения, протянул капитану респиратор, ковырнув пальцем несвежий фильтр: – Озонный слой.
– Да обойдусь, – с сомнением заглянул Арсений в сморщенный лепесток с порыжелым фильтром.
Пахомыч, порывшись за пазухой, подал старый механический фонарик с рычажком динамо на жестяном корпусе.
– А вот это, то самое, – согласился Арсений.
С парадной стороны дома
– Ну что там, начинаем?.. – без особой, впрочем, надежды спросил майор Урусбеков генеральского адъютанта. Тот, хоть и тоже не более чем майор, воззрился на него с надменным недоумением: что, мол, за амикошонство?
– План операции согласовывается, – наконец соизволил процедить немолодой генеральский паж.
– Господи, с кем ещё, – вздохнул Тимур, – с госрыбнадзором, что ли?
Со всеми прочими, по наблюдению командира спецназа ЦСО, начальство уже проведение операции согласовало. Скрупулёзно и во всех подробностях. Вывод напрашивался неутешительный. Судя по всему, разрешение патовой ситуации виделось начальству традиционным: «Как-то само собой рассосётся». Зыбкое равновесие противостояния разрушит какая-то случайность, на которую потом спишутся все необдуманные решения и команды, отданные на бегу. «Но виновные будут наказаны!»
И стать этим случайным фактором, – понял Урусбеков, когда генерал направился к нему с выражением детоубийцы на лице, – правильно, придётся ему, Тимуру Урусбекову.
– Не могу тебе такое приказывать, майор, – с отцовской дрожью в голосе пробормотал Пётр Андреевич. – Но пока они там наверху… – Генерал закатил глаза под обрез папахи. – Пока они там… мозги парят, мы тут до беды досидимся. Надо бы нам как-то, деликатно так, – генерал полиции проникновенно заглянул в азиатский прищур майора, но увидел там не больше, чем в прорезях глухого самурайского шлема. – Я имею в виду террористов…
– Как-то спровоцировать старуху на действия? – внезапным гулом ожило забрало.
– Что ты! – шарахнулся от него генерал. – Не провоцировать, ни в коем случае! Вдруг жертвы… – передёрнул он плечами. – А вот если как-то так, – Пётр Андреевич неопределённо помахал зажатой в кулаке перчаткой. – Чтобы, вот…
Поняв, что ничего более определённого он так и не услышит, майор Урусбеков понимающе кивнул:
– Попробуем. Как-нибудь этак…
Глава 7. Глубинные злоключения
– Саргассово море, – не оборачиваясь, хохотнул Пахомыч, когда Кононов, поскользнувшись на слизистом налёте бетонного дна, тянувшегося желобом, с минуту расплёскивал чёрную жижу ботинками, ловя равновесие. Шум, произведённый этой пляской, многократно отразился в кирпичных сводах тоннеля, разбежался в его укромных закоулках невидимыми троллями эха, зашуршал намытой лиственной трухой.