«Сейчас полежу еще пять минут, и пойду», - решила Тина, чуть приподняв голову и взглянув на Сонечкину коляску – не проснулась ли ее драгоценная внученька. - « Надо Анюту хоть в выходные поесть заставить, иначе погибнет на своей диете. И с чего это взяла девчонка, что она толстая? Не толстая вовсе, а справная, как раньше в деревнях говорили. Кровь с молоком. Да и нельзя ей худеть, пока Сонечку кормит…Сейчас–сейчас… Еще пять минут… Уже встаю…»
— Тина! Тиночка! Ты где? Слышишь ли меня? Гости к тебе, Тиночка! – ворвался в счастливое ее состояние голос соседки тети Тани, и с ним одновременно гукнула нетерпеливым коротким звуком подъехавшая к воротам машина. Звук гудка был слуху незнакомым - Лёнина машина так никогда не гудит. А Митенька бы и вовсе на клаксон нажимать не стал, а пошел бы сам себе открывать ворота… Значит, чужие. Что ж, жаль. Придется отвлечься, выплыть на время из своего счастливо–бездумного состояния. Ничего, она потом еще вернется…
Анюта уже спешила к воротам, натягивая поверх купальника старую клетчатую Митину ковбойку. Отодвинула засов на калитке, распахнула ее навстречу двоим, в нее зашедшим. Мужчина и женщина. Молодые совсем. Господи, кто же это… Лица такие знакомые…Похожие… Похожие… Нет, этого не может быть…
— Здравствуйте! – вежливо–холодно растянула в улыбке губы молодая женщина, одетая в серые джинсы–трубочки и гладко–белую футболку. Пряталась, впрочем, за этой простой серостью да гладко–белостью фирменная дороговизна. Вернее, не пряталась. Наоборот, наезжала некой спесивостью — такой же, как и нарочито–вежливая улыбка с ее лица.
— Здравствуйте… А вам кого? — весело–вызывающе поинтересовалась Анюта, выставляя свою снисходительную веселость впереди себя оружием против холодной вежливости гостьи.
— Скажите, Валентина Петровна Званцева здесь проживает?
— Да, здесь. Это мама моя…
— Да? Что ж… Тогда давайте знакомиться. Моя девичья фамилия тоже Званцева. И зовут меня Ольга. Ваша двоюродная сестра, стало быть. А это ваш брат, тоже двоюродный – Никита Званцев. А вы…Вы Анна Званцева, насколько я понимаю?
— Да…Да, я Анна… Только я не Званцева…
Анюта растерянно обернулась на медленно идущую к ним по дорожке мать и вздрогнула от естественно накатившего желания встать сейчас у нее на пути, закрыть спиной от этих гостей, от вежливо–холодного взгляда этой молодой женщины по имени Ольга, назвавшейся ее сестрой. Господи, чего это их принесло сюда, каким таким незваным ветром…
Да, она знала, конечно же, что у нее есть двоюродные сестра и брат. Она даже, было дело, — очень давно, правда, — мечтала с ними и увидеться, и познакомиться поближе. Но, упаси бог, никогда не стала бы этого делать. Потому что кто знает, как бы к этому отнеслась мама – тема–то эта у них всегда была сверхзапретной. Нет, не больной, конечно, но зачем, скажите, ворошить лишний раз обстоятельства из прошлого, круто изменившие мамину судьбу и на долгие годы застрявшие в сердце тяжелым камнем? Камнем, замешанным на любви, на обиде, на предательстве, на жалких усилиях простить–забыть, на бессонных ночах, на осознанном выборе своего женского одиночества? Чуть повороши этот камень – и тут же он даст о себе знать материнской грустной задумчивостью да мукой в глазах, спокойно переносить которую Анюта так и не научилась с самого своего детства. Она вообще всегда ощущала себя маминой защитницей. Дочерью–матерью. Дочерью — широкой спиной. Даже дочерью–грубиянкой, если понадобится. А как могло быть по–другому, скажите? Вы только посмотрите на нее - идет по дорожке такая маленькая и гибкая–хрупкая, и большие, не растерявшие к возрасту своей изумрудной зелени глаза распахнуты широко и радостно–открыто, и губы уже сложились в удивленную и широкую, заранее ко всему благожелательную улыбку…Не женщина – марсианка какая–то. Аэлита. Потому и не стареет, наверное…
— Мам, это к тебе, — делая шаг в сторону, словно и впрямь собираясь загородить мать спиной, настороженно произнесла Анюта. – Познакомься – это Ольга и Никита Званцевы…